Как нам жить? Мои стратегии

Своих студентов я прошу не соглашаться с тем, что они от меня слышат, и высказывать свое несогласие. Некоторые наши встречи становятся для меня экзаменом: студенты не только задают вопросы, но и, более того, в чем-то меня упрекают, а я должен объясняться или оправдываться. В результате каждый год я открываю все новые зоны несогласия, возникающего в основном из-за того, что меня неправильно поняли. Причем я априори предполагаю, что это моя вина. По законам социальной коммуникации, мы отвечаем не только за отправленную информацию, но и за то, как она будет понята. (Рекомендую эту очевидную истину политикам и религиозным лидерам.) Среди тезисов, чаще всего оспариваемых моими студентами, есть один, касающийся спонтанности, которую молодые готовы считать абсолютной добродетелью, я же из упрямства, в согласии с викторианской традицией, твержу, что спонтанность – признак недостаточной культуры. Студенты противопоставляют спонтанность условностям, фальши, видят в ней свидетельство искренности, а я делаю упор на то, что спонтанно могу проявить свою звериную натуру, и лишь культура заставляет меня считаться с чувствами других людей.

Студенты регулярно протестуют против моих жалоб на так называемую массовую культуру. Я знаю, что понятие “аристократизм духа” опционально, то есть его можно принимать или отвергать, однако настаиваю, что общение с низким искусством становится причиной испорченности вкуса, нечуткости к пошлости, снисходительности к кичу, короче говоря, сводит на нет гарантирующую хороший вкус тонкость восприятия, которую человек обязан воспитывать в себе всю жизнь.

Упомяну еще об одном из мелких и смешных упреков в мой адрес. Я шутливо раскритиковал тот факт, что в ходе стремительных перемен в нашем обществе, сопровождающихся массовым подъемом по социальной лестнице, перепутались авторитеты, и внезапно портной или повар становится знаменитостью и учит нас в СМИ, как одеваться и что есть. Я высокомерно спрашиваю: “А откуда они это знают? Куда их приглашают?”

Каролина Вайда и Петр Адамчик в фильме “Галоп”, 1996 г.

В традиционной общественной модели, в которой я был воспитан и которая сегодня уходит в небытие, представление о гастрономии имел тот, кто бывал в лучших ресторанах и кого принимали в домах, где хорошо готовили. Повар смиренно спрашивал у своего работодателя, угодил ли его утонченным вкусам. Соответственно, истинно элегантная дама, встречавшаяся на приемах с другими элегантными дамами, объясняла портнихе, что и как надо сшить, что носят в “высшем свете”. Портниха или повар в “высшем свете” не бывали. Сегодняшние перемены в обществе лишают интеллигенцию как социальную группу роли оракула в таких вопросах, как кухня, или мода, или правила этикета, то есть хорошего тона; впрочем, кое-какие следы этого я еще нахожу, наблюдая, как новый средний класс неуверенно делает первые шаги в мире, представляющем собой нынешний аналог “высшего света” (по традиции это мир дипломатии, большой политики и по-настоящему крупного бизнеса, где духовное убожество нуворишей клеймится особенно сурово).

Из тем, которые всегда подталкивают студентов к дискуссии, назову еще застенчивость, которую я осуждаю как симптом тщеславия, постоянной концентрации на себе. Застенчивые люди не скромны, а скромные не застенчивы. Если человек скромен и не думает о себе, его не душит страх, чтó о нем подумают другие. А застенчивость проявляется именно так.

Комплект сомнений, присущих зрелому возрасту, кажется настолько обширным, что его просто невозможно охватить. В зрелом возрасте наши жизненные пути расходятся и биографии складываются по-разному, в зависимости от того, какую мы выбрали профессию и – прежде всего – стиль поведения. Все, что я написал выше, сводится к поискам гармонии и равновесия между различными крайностями. Равновесия между материальными и духовными ценностями, то есть между тем, что можно иметь, и тем, кем стоит быть. Между профессиональной деятельностью и семейной жизнью, между амбициями, притязаниями и пассивностью, подсказанной трезвым реализмом. Все это продиктовано позаимствованной у древних греков интуицией, которая учит, что высшая ценность – умеренность и гармония, что надо стремиться к равновесию, чтобы не упасть.

Любое предписание “как жить” не может быть исчерпывающим и применимо лишь к определенным характерам, ситуациям и обстоятельствам. Если бы я сейчас выдвинул совершенно противоположный тезис, утверждая, что в жизни имеет смысл без остатка отдаваться чему-то одному, например карьере или любви, что нужно, невзирая ни на что, последовательно реализовывать только одну страсть, то, произнося эти слова, я был бы недалек от истины. Некоторые живут именно так и преуспевают. Великие художники, ученые, спортсмены, путешественники, бизнесмены, общественные деятели (как Мать Тереза из Калькутты) не искали в жизни соразмерности.