Во имя свободы слова естественный свободный выбор, как и свободные убеждения, отправили на свалку. Однако в ходе «операции» устранялись не только они.
Ведь выбором у человека определяются не одни слова или мнения, но ещё и намерения и поступки. С их изъятием из оборота никак бы нельзя не считаться. Особенно если говорить о поступках, значение которых каждым воспринимается в том смысле, что они «красноречивее всяких слов».
В чём изменения коснулись поступков?
Как действиям, подлежащим выбору, им вообще не оставлено никакого «своего места». Это хорошо видно хотя бы по отсутствию каких-либо соотношений между ними и свободой слова — как данностями новейшей правовой терминологии.
Для декларирования таких соотношений просто не подходили никакие манипуляции с правом, никакое «прогрессивное» понимание свободы.
Факт приняли «по умолчанию», между тем как зависимость друг от друга двух указанных «предметов» становилась нелепой и потому — невозможной: чтобы отдельные поступки всё-таки могли совершаться, им, видимо, нужно «быть» или «находиться» «в пределах» свободы слова, то есть — исключительно при слове, в его туманной свободе и — настолько же свободными, «развязными», полностью выходящими за рамки принятых в обществах условностей.
Графически все последствия, связанные с «установлением» свободы слова как заменяющей нормы права, можно изобразить в следующем виде:
Этим-то и завершается величайшее усмирение «плоти» выбора. — Отсюда и та совершенно «невинная» путаница в наиболее «деликатных» формах истолкований мыслительного процесса, запечатлённая, в частности, в российской конституции.
Ч.3 её ст.29 гласит:
Никто не может быть принуждён к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.
Здесь невозможно понять — что же всё-таки должно выражаться в условиях свободы слова: мнения или убеждения? И что имеется в виду под принудительностью?
Мнения — это результат проявляемости свободы суждений (когда за исходное берутся мысли), их (суждений) фактическая выраженность через посредство выбора. Принудить кого-либо к выражению мнений никак нельзя, поскольку действенность тут уже реализована; заставить отказаться от них (если иметь в виду, что при отказе от них они не перестают быть уже фактически выраженными) — тоже; можно идти вослед за свершением — например: бывает, что кого-то преследуют за какое-то конкретное выраженное мнение, то есть когда мнение кому-то инкриминируется как несообразный на чей-нибудь взгляд «поступок»; — или так же вослед из-за него (уже выраженного мнения) тому, кто по каким-либо причинам решился изложить его, опуститься до покаяния…
Что же касается убеждений, то, как и любые мысли, они естественны в условиях, при которых головной аппарат не выведен из строя или не повреждён и они должны выражаться двояко: или в виде мнений, или в виде поступков, но — опять-таки — через выбор.
Вне зависимости от «последствий» или, говоря иначе, без мнений и поступков, сами по себе, убеждения, любые, не опасны ни для кого, и принуждение по отношению к ним, насилие над ними в их «самости» лишено какого-либо смысла или интереса, а тем более — возможности.