Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

Самой же существенной причиной или, как ещё выражаются, — «отправной точкой», можно было бы считать лишь выбор слова на «дистанции» свободы слова, исполненный через возможность выбора, — как своеобразную «сердцевину» причинности. Свобода в виде множественности или, по-другому, — тиража, в данном случае неуместна, поскольку изображение множества (копирование) есть лишь интерпретация движения. Слову оно смысла не прибавляет.

Произнесённые, а тем более закреплённые в носителях слова или речи — это уже атрибутика «вещественная», — в виде чьих-то персональных или групповых мнений, точек зрения, «взглядов», соображений, «позиций» и проч., которые, изменяясь, опять представляют собою результат многовариантного выбора на стадии гарантированной свободы. В совокупности мнения, соображения и проч. образуют плюрализм. А при взаимном согласии людей (достижение которого часто, к сожалению, бывает делом далеко не простым) их для удобства можно скомпоновать или распределить на разряды. Из того же источника формируется и общественное мнение — как более крупная информативная «наличность» в отдельных обществах.

Прослеживая эту цепочку от самого начала, не трудно заметить: из гарантии свободы слова вроде как не могло бы проистекать ничего принудительного: все, кто что-то выбирал и выбрал, целиком руководствовались только своими интересами, ни на йоту не задевая и не устраняя чужих; а из уже произнесённого или закреплённого в носителях (даже просто усвоенного), то есть — из множества мнений оставалось бы только умело отобрать более ценное, и оно в принципе не могло бы не быть благом или по крайней мере — желательным как для отдельных обществ, так и для их множества, в том числе — для всех их членов.

Головня головне

передать готова

пламя от пламени;

в речах человек

познаёт человека,

в безмолвье глупеет.

(«Старшая Эдда»: «Речи Высокого». В переводе А. Корсуна. По изданию «Библиотека всемирной литературы, т. 9. «Художественная литература», Москва, 1975 г.; стр. 194).

Вот как раз в таком общеполезном конечном результате, в его возможности при хорошо отлаженном государственном устройстве и должен бы проявляться фактор непосредственной конституциональной действенности свобод, не исключая свободы слова, тот их не отражаемый в законах смысл (заимствуемый из естественного права), который предпочтительно иметь постоянно в виду при разработке и применении любых законов, в ходе вынесения судебных решений и в других случаях саморегулирования гражданских обществ.

Этот здравый подход, к сожалению, оказывается грубо нарушенным.

Повергая выбор, свобода слова «используется» исключительно во вред.

Как норма права, она распростёрта над целой сетью сложнейших операций, призванных обеспечивать коммуникативность между людьми с надлежащим качеством и точностью, накрывая и закрывая их собою и претендуя на их вывод из реальной традиционной системы функционирования. — Конечно, это делается из благих побуждений, из устремлённости к верховной псевдодемократической «ценности» — «освобождению» «до конца». Но — что означает «исключение» выбора, нивелировка убеждений? Да то, что теперь и мнения и поступки не должны больше определяться не только естественным, но уже и публичным правом.

Поверженный выбор приводит к тотальной, крайней безответственности во мнениях и в поступках. Человеку становится не до убеждений. Там, где пьянит свобода, они «рассеиваются» и должны в целом восприниматься как не заслуживающие никакого внимания и не играющие какой-то значительной роли.

Иному в такой ситуации уже нелегко определить себя в убеждениях или в убеждённостях (если он их имеет), и он называет себя в лучшем случае как ему кажется. Толковать о признании или непризнании чего-то в состояниях своих и чужих мыслей и чувствований ему теперь, конечно, проще, и не так уж редко он вынужден вообще не «состоять» ни в чём. Об этом весьма, кажется, удачно выразился физик Гинзбург, академик РАН, лауреат Нобелевской премии, называвший себя атеистом:

Как вера в бога типа деизма, так и атеизм — это, — считал он, — «интуитивные суждения», которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть…

(Виталий Гинзбург. «Преподавать или проповедовать». — Газета «Поиск», 2004 г., № 11 от 19.03; рубрика: «Точка зрения»).

Мировоззрения стали простыми суждениями!

Выставил какое-то из них, и тут же передумал и с ним расстался, подбирая следующее, новое. Или хорошо подобранным, «лучшим» опрокинул, разбил то, что посчитал неверным. Конечно, полагая себя всегда правым…

А ведь так и происходит на самом деле!