Огромна была мода на естественно-испытательные дисциплины; возникает термин «Социальное тело», и Кетле (естествоиспытатель, автор «Социальной физики») писал, что общество должно подвергаться тем же методам исследования, что и человеческое тело: препарирование, наблюдение симптомов и составление атласа внутренних органов общества. Модны были дискуссии: что главнее – мозг или сердце, все ли органы важны и пр. Обсуждались парадоксы важности и равенства – да, не все органы равны, но больной – важнее, ибо каждый понимает, что палец не главное, но когда болит зуб, когда болит палец, можно забыть об иерархии внутренних органов. Литератор и журналист были признаны глазами общества. Без этого общество слепо. Оно полно сил, оно готово действовать, но не видит поля деятельности.
Аналогичным образом проводились сравнения общественного устройства с устройством зоологических популяций. Труды Лемарка, и Сент-Илера, и Бюффона были общественным чтением, находились на пике интереса; модно было обсуждать, как меняется тот или иной животный вид при изменении условий жизни. Если мы посмотрим предисловие Бальзака к «Человеческой комедии», то увидим, что сравнение общества с зоологической популяцией представляется допустимым: «Идея этого произведения родилась из сравнения человечества с животным миром. (…) Создатель пользовался одним и тем же образцом для всех живых существ. Живое существо – это основа, получающая свою внешнюю форму в той среде, где ему назначено развиваться. (…) Общество подобно Природе. (…) Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, торговцем, моряком, поэтом, бедняком, священником также значительно, хотя и труднее уловимо, как и то, что отличает друг от друга волка, льва, осла, ворона, акулу, тюленя, овцу и т. д. (…) Следовательно, описание социальных видов, если даже принимать во внимание только различие полов, должно быть в два раза более обширным по сравнению с описанием животных видов».
Белинский предполагал, что в России подобные взгляды могут быть подвергнуты критике – так и вышло. Тотчас появились публикации, в которых говорилось, что читать «грязефилов» – все равно, что смотреть, как фланеры наблюдают за животными на скотном дворе. Я упоминаю об этом только потому, что это классический пример социального мифа или так называемого фольклора образованного человека. Прошло полторы сотни лет, но стоит только приняться за что-то похожее на социальный очерк, как тотчас набегают критики: «А вот вы как! Пришли в зоопарк и смотрите, как живут простые люди!» Они не понимают, что их высказывания – это древний социальный миф, целиком и полностью взятый ими в заем и приобретший в их устах совершенно плоское, профанное значение. Единственная поза, доступная социальному очеркисту, – это согбенная поза человека, который прижался к замочной скважине.
Но продолжим.
Что касается определения физиологического очерка, то оно очень простое: «Своей целью физиологический очерк ставит изображение современного общества, его экономического и социального положения во всех подробностях быта и нравов. В физиологических очерках раскрывается жизнь разных, но преимущественно так называемых не рефлексирующих, молчащих и низших классов этого общества, его типичных представителей, даются их профессионально-бытовые характеристики». У физиологического очерка, если смотреть на него с точки зрения журналиста и литератора, есть шесть структурных черт: отсутствие сюжета в традиционном понимании этого термина; локализация действия; подача статистически точных сведений об описываемых местности, времени, людях; отношение к воспитанию, образованию, жизненным условиям героев как к основным их характеристикам; повышенное внимание к характеристике социальных типов и среды и изображение жизни в социальном разрезе; стремление создать образы, типы или типические метафоры, символы описанного времени.
Лично для меня один из самых интересных подвидов социального очерка – это описание вещи, исследование предмета, та самая физиология шляпки и зонтика, которые я уже упоминала. Интересен он, в частности, потому, что именно в нем особенно очевидна разница между очерком и литературным опытом, а нужно сказать, что физиологический очерк – это такая штука, которую легко перепутать, к примеру, с социальным рассказом. Смысл физиологии вещи в том, что через любой предмет, значимый в данный период времени, можно узнать что-то новое об обществе. Лучше всего это определил Эрнесто Роджерс – итальянский архитектор и писатель, который утверждал, что «если внимательно изучить обычную ложку, то можно получить достаточную информацию об обществе, в котором она была создана, чтобы представить себе, как это общество спроектирует город».
Для наглядности мне бы хотелось разобрать с вами французскую физиологию под названием «Прелесть зонтика».