Многие люди определенного возраста воображают, будто у них будет возможность повторно прожить свою жизнь. С годами особенно остро понимаешь, что попытка только одна. Это уже избитая фраза, но, подобно многим избитым фразам, она абсолютно истинна. Я никогда ничего не планировала – все сложилось в моей жизни само собой, но, зная то, что знаю сейчас, сделала бы я что-то по-другому? Да, сделала бы. Когда я была мечтательной девочкой, представляла, как могу стать балериной, пианисткой или ученым-исследователем. Полагаю, в итоге я добилась самого простого из трех, однако, оглядываясь назад, понимаю, что, возможно, мне следовало бы заняться юриспруденцией и стать королевским адвокатом. Я бы не хотела быть обычным адвокатом, потому что, независимо от занимаемой должности, их неизбежно называют младшими. Именно королевские адвокаты ведут дело и наделены полномочиями давать присяжным рекомендации. В Великобритании, США и на территории большей части Содружества наций действует состязательная система судопроизводства. Защита и обвинение борются между собой за победу, и, как я знаю по опыту, запрещенных приемов здесь нет. В ходе суда позиция полиции противопоставляется позиции обвиняемого, и адвокат выступает в роли щита от всех провокационных вопросов. Когда противоборствующая сторона начинает пытаться тебя дискредитировать, это верный знак, что ты справился со своей задачей, и представленные тобой доказательства неопровержимы.
Мне всегда нравились судебные прения, когда доказательства подвергаются подробному критическому анализу и ставятся под сомнение. Приходится постоянно «соображать на ходу»: адвокат нападает, свидетель защищается, и адвокат нападает снова. Эти состязания могут порой затягиваться в зависимости от уверенности и выдержки свидетеля. Иной раз смышленому адвокату удается размазать свидетеля одной лишь вступительной речью. К счастью, меня подобная участь миновала, но опытный свидетель-эксперт всегда ожидает худшего. Лучшие адвокаты серьезно готовятся к суду, либо за них это делают прилежные помощники. Тогда им не составляет труда нанести максимально точный удар. Тем не менее, если свидетель действительно эксперт в своем деле, никакая подготовка не поможет адвокату дотянуться до его уровня знаний, и меня не перестает поражать, как часто адвокаты вообще оказываются практически не подготовленными.
У некоторых имеется лишь расплывчатое представление о сути дела, и они проводят допрос своего свидетеля в суде на основании того, что им удастся выудить у свидетеля обвинения. Самые лучшие из них, ознакомившись с моими отчетами, запрашивали встречу со мной, чтобы все подробно обговорить заранее. Самое ужасное выступление в суде у меня было, когда королевский адвокат не удосужился ознакомиться ни с одним из моих отчетов до того, как я принесла присягу. Самое короткое же состоялось во время судебного заседания по делу об убийстве в Центральном уголовном суде Лондона. Мне пришлось объяснять все тонкости полученных результатов адвокату защиты в коридоре суда за пять минут до начала перекрестного допроса. Я была в недоумении и возмущении, потому что потратила на это месяцы работы. А адвокат не отправился в тюрьму за недобросовестное исполнение своих обязанностей – эта участь ждала его подзащитного.
Мне довелось видеть жертв убитых многими разными способами: задушенных, отравленных, зарезанных, задохнувшихся и расчлененных, а также наблюдать, что происходит с трупами в различных местах и условиях. Меня неизменно поражало, что тело – это пустой сосуд: внутри него не оставалось ничего, что делало бы его человеком. Я нисколько не сомневаюсь, что после смерти человек превращается в нечто неодушевленное. Мы не придаем особого значения выброшенной в мусорный бак пустой бутылке; если мы о чем-то и думаем, так это о спасении планеты от загрязнения, и порой к человеческим трупам относятся точно так же – как в древности, так и по сей день. Современные социальные нормы требуют проведения замысловатых ритуалов избавления от мертвых, которые соблюдаются независимо от того, насколько близкими были отношения с покойным.
За последние пару лет я потеряла нескольких близких друзей, и, стоя в угрюмой тишине, склонив голову и делая вид, будто читаю молитву, я частенько задавалась вопросом, насколько меня заботит лежащее в гробу тело. Разумеется, я дорожу воспоминаниями об этом человеке, нашими отношениями и проведенным вместе временем, но что насчет самого тела? До него мне особого дела обычно нет, хотя есть и исключения. Меня до глубины души волновала судьба тел моего ребенка, бабушки и каждого из моих котов. Почему? Полагаю, дело в том, что я была тесно знакома с этими телами, их запахами, и они остались мне чрезвычайно дороги. Эти чувства иррациональны, но я не могу их отрицать.