Как не сдохнуть в любовном романе

Звезда местного разлива гневно поджала губы, но, несмотря на ярость, заставившую ее покраснеть от унижения, молча протянула мне свежий выпуск студенческой газеты, где на первой полосе светилась моя… физиономия в компании Бастиана, с подзаголовком: «Измена и предательство, или Семейные обстоятельства! Кронпринца предали родные?»

— Какого х*я?! — опешила я, сжимая в руках газетенку и чувствуя, как мои глаза наливаются кровью.

Глава 7

— Как это понимать, сучок ты, хренов? — трясла я за грудки самопровозглашенного лауреата Пулитцеровской премии академического масштаба, отыскав того в кабинете типографии в административном корпусе. Этим журналюгой оказался такой же адепт академии, тщедушного вида очкарик, больше напоминающего богомола: высокий, тощий, с длинными руками и в очках с толстыми линзами. — Твоих шкодливых ручонок дело? — потрясла я выпуском академической газеты, а затем треснула ею же по лохматой башке парня. Не больно, но обидно, все же, не хочу, чтобы меня еще привлекли за членовредительство.

— Я всего лишь написал правду! — визгливо заявил этот петух, явно храбрясь из последних сил, с видом невыносимой ноши правосудия, что носил на своих худеньких плечах. — Люди должны знать правду! — едва не плача, осмелился он мне высказать.

— Ах, ты, лицемерная задница! — уже из последних сил сдерживаясь, рычала я. — То есть, ты обвиняешь меня в измене лишь за то, что я общалась с мужчиной, даже не прикасаюсь друг к другу? Тогда, тварь такая, объясни-ка мне вот это? — указала я пальцем на «стену славы», разумеется, самопровозглашенную, где висели разоблачающие Иванну Варенн статьи, со всеми ее «злодеяниями». Тут и то, что я преследую несчастного принца, издеваюсь над ничем не повинной Алиссией, угрожаю другим студентам и прочее, в чем Иванну упорно обвиняли с момента появления в истории главной героини. Несколько статей я даже вспомнила, почерпнув знания из памяти Иванны. Там писалось о событиях, наподобие тех, где изначальная хозяйка моего тела проявляла закономерное возмущение поведением принца. Но, разумеется, злодейкой в этих ситуациях всегда становилась исключительно Иванна, и никого не интересовала ее правда, когда в газете преподносилась уже готовая версия событий. Думая сейчас об этом, я начинаю понимать, что столь стремительный спад симпатий к Иванне в академии внесла именно эта газетенка, выставляя события так, что лишь Иванна страдала. Подозрительно. — Какое я тебе плохое зло сделала, гад, что ты не только меня преследуешь, но и портишь мне жизнь? Я тебя даже не знаю! — трясла я его за грудки, сдерживаясь, чтобы не оторвать его башку к чертям. Более того, он явно гордился своим делом, учитывая «стену почета», которую паршивец составлял с очевидной заботой и внимательностью. Это — не просто ненависть. Это уже одержимость какая-то нездоровая.

— То, что ты не сделала лично мне ничего, не значит, что я не могу обозревать твои злодеяния! — надул он свою тщедушную грудку, храбрясь из последних сил, хотя под моим убийственным взглядом, очевидно, готовился уже отдать богу душу. — Я… Я тебя не боюсь!

— Да что с тобой не так? — опешила я и брезгливо оттолкнула паренька обратно в его кресло, поняв, что с больными нужно разговаривать иначе, нежели грубой силой. Тот опасливо покосился на меня, поправил на носу съехавшие очки и замолк, гадая о причине того, почему я отступила. — Я совершенно не понимаю, что тобой движет. У тебя больше дел нет, как за мной следить? Знаешь, это походит на помешательство. Ты, может, извращенец? — скривилась я и округлила глаза, словно от ужасной догадки. — Ты, гад, постоянно за мной следишь, а? И когда я моюсь или переодеваюсь? Может, еще и бельишко мое воруешь, извращуга! — указала я на него пальцем. Парень раскрыл рот от удивления подобным кульбитом событий, пунцово покраснел, выпучил блеклые глаза и старательно затряс головой.

— Нет! Ничего подобного я не делаю!

— Как докажешь? — стыдливо сжала я ворот на своей груди, точно меня сейчас же домогались и пытаются осквернить. — Судя по всему, ты каждый мой шаг отслеживаешь. А вдруг, ты лишь часть фотографий публикуешь, а где-то в тайном ящичке мои обнаженные снимки своими потными ладошками мацаешь? — обвиняла я, наблюдая, как парень едва не плачет, не на шутку перепугавшись. — Да я на тебя ректору донесу, пусть руководство решает, считаются ли твои преследования здоровыми!

— Я не извращенец!

— А ведешь себя, как извращенец, преследуя меня одну, — огрызнулась я. — Либо отвечай, что тебе от меня надо, либо сегодня же твою комнату будут обыскивать на предмет моего бельишка.

— Но его у меня нет! — взвизгнул он.