Как он похож на ангела

– Мне казалось, он очень к ней привязан.

– У них же тут свои законы, возможно, что и слова "привязанность" в их языке нет.

– Думаю, что есть.

– Тогда что все это значит? Может, они с нами играют в прятки?

– Нет.

– Тогда что?

– Либо Учитель собирается вернуться, либо он оставил здесь жену намеренно, понимая, что больше не в состоянии заботиться о ней как следует. Он знал, что мы скоро приедем, и ей недолго придется сидеть одной.

– То есть он решил, что пора сматывать удочки, а старушка будет ему обузой?

– Нет. Я думаю, он хотел, чтобы мы забрали ее отсюда и поместили в больницу. За ней нужен специальный уход.

– Значит, ваш Учитель хотел, чтобы все было как лучше? – спросил Ласситер. – Впрочем, это не важно: здесь произошло убийство, а скорее всего два, к тому же они бросили старуху на произвол судьбы.

– Он никогда не оставил бы ее тут из чисто эгоистических соображений.

– Опять вы за свое!

– Я вас не слышу! – раздраженно вмешалась Мать Пуреса. – Говорите громче! Какой смысл в беседе, если собеседники не слышат друг друга?

– Успокойте ее, ради Бога, пусть помолчит, а то я сейчас сам с ума сойду, – сказал Ласситер.

Билл, обходивший Башню, спустился с сообщением, что в ней никого нет.

– У меня бабушка такая, – сказал он, сочувственно глядя на Мать Пуресу.

– Что вы делаете, чтобы она молчала?

– Даем леденец.

– Так дай ей леденец, ради всего святого! Есть он у тебя?

– Да. Пойдем, бабуля, посидим в тени, у меня для тебя кое-что есть.

– Вы хороший собеседник? – спросила Мать Пуреса, хмурясь. – Можете читать наизусть стихи?

– А то! Вот, например: "Если хочешь съесть конфетку, протяни мне руку, детка". Нравится?

– Никогда прежде не слыхала! Кто автор?

– Шекспир.

– Подумайте! Наверное, он написал это в веселую минуту.

– Точно.

– А истории вы умеете рассказывать?

– Сколько угодно.

– Расскажите, как все жили долго и счастливо.

– Давай вместе.

Глаза Матери Пуресы заискрились, она весело захлопала в ладоши.

– Хорошо! Жила-была однажды женщина... Теперь вы.

– Жила-была однажды женщина, – повторил Билл.

– И звали ее Мария Алиса Фезерстоун.

– И звали ее Мария Алиса Фезерстоун.

– Она жила долго и счастливо.

Ласситер смотрел им вслед, вытирая пот с лица рукавом рубашки.

– Отвезем ее в центральную больницу Сан-Феличе. Как же они могли бросить старую женщину одну?

В этот момент Мать Пуреса была для них более серьезной проблемой, чем труп, казавшийся лишь частью декорации, на фоне которой разыгрывалась драма живых людей.

– Здесь есть другие постройки?

– Хлев, умывальные, кладовая.

– Взгляните на них, а я дам радиограмму в Чикото, пусть высылают перевозку.

Сначала Куинн зашел в хлев. Там никого не было, кроме козы, которую сосал козленок. Грузовик и зеленый "понтиак" исчезли. В умывальных тоже было пусто, и если бы не кусок серого мыла, таявший в миске с водой, можно было подумать, что сюда давно никто не входил.

Шерстяные тряпки, служившие полотенцами, были сухими, и это подтверждало предположение Куинна, что члены общины покинули ее вскоре после его отъезда. Они задержались, только чтобы вымыть кухню, сжечь улики и накрыть тело Хейвуда, а потом уехали.

Но куда – вот что было непонятно. Где бы они ни появились, их одежда и бритые головы Братьев немедленно привлекут к себе внимание окружающих. Чтобы избежать этого, им нужно было переодеться, и, скорее всего, они использовали ту одежду, в которой появились когда-то в Башне. Не в традициях общины было что-либо выбрасывать.

Куинн быстро зашагал к кладовой. В закутке, где он ночевал, ничего не изменилось. Железную кровать по-прежнему покрывали два одеяла, и из-под них Куинн достал книгу о динозаврах, которую с такой предосторожностью выдала ему Сестра Благодать. Окно было все так же открыто, а замки на дверях, ведущих в соседние клетушки, так же заперты. Впрочем, он скоро убедился, что ошибается. Одну из дверей, видимо, закрывали впопыхах, и замок на ней не защелкнулся. Куинн снял его и вошел внутрь.

Это была маленькая квадратная комната без окон, в которой пахло плесенью. Когда его глаза привыкли к темноте, Куинн увидал, что она вся заставлена картонными коробками разной величины. Некоторые были с крышками, некоторые без, одни пустые, из других торчали книги, сумочки, шляпы, одежда, связки писем, ручные зеркала, бумажник, щетки для волос, коробочки с лекарствами. Куинн разглядел веер из павлиньих перьев, старомодный фонограф, модель каноэ, склеенную из спичек, красную бархатную подушку, побитую молью, морскую раковину, коньки, лампу с выцветшим абажуром из шелка, куклу без головы и огромных размеров чашку с надписью: "Папа". На каждой коробке была наклейка с именем владельца.

Одна, из-под стирального порошка, который появился в магазинах недавно, выглядела совсем новой. На ней было написано: "Брат Ангельское Терпение". Куинн отнес ее на кровать в своей бывшей "спальне" и снял крышку.