Оливия мысленно вернулась к той старой злосчастной истории о саранче в Судане, когда она сделала попытку заменить свое фиаско историей о голодающих животных. Чиновник из отдела по связям с общественностью из Суданского министерства информации категорически отказывался сопровождать ее в зоопарк, пока она внезапно не расплакалась в полном отчаянии. И с этого момента его как подменили, он открыл перед ней ворота и настоял на полной обзорной экскурсии, как будто она была трехлетней девочкой, пришедшей в зоопарк в день своего рождения. Впрочем, это произошло из-за случайного стечения обстоятельств. У нее был твердый жизненный принцип – никогда не пользоваться слезами для того, чтобы настоять на своем, и если она не могла по какой-либо причине справиться со слезами, то старалась скрыться в туалете прежде, чем это кто-нибудь заметит. Просто в хартумском зоопарке не было женских туалетов.
Однако теперь она собиралась воспользоваться этим проверенным женским оружием с полным хладнокровием. На кону стояли вопросы жизни, смерти и международной безопасности. Вот только оправдывает ли результат средства, которыми он достигнут? Один раз нарушив принципы, сможешь ли остановиться? Сейчас ты используешь слезы, чтобы манипулировать мужчиной, а завтра пойдешь убивать бездомных бродяг?
– Оливия, Оливия! Прекрати, пожалуйста! Умоляю тебя, не плачь!
– Отпусти… меня… домой, – с трудом выговорила Оливия между всхлипываниями. – ОТПУСТИ… МЕНЯ… ДОМОЙ… – Она буквально начала голосить, как в какой-нибудь душераздирающей трагедии, думая о том, что вполне достойна сняться в «Рубежах Аризоны» вместе с Кимберли и Деми.
– Оливия, – начал было он и умолк, беспомощно уставившись на Оливию. Он вовсе не выглядел сейчас человеком, способным хоть кого-нибудь успокоить.
– Я не могу этого вынести. Я не могу жить в клетке. – И в порыве вдохновения она с жаром произнесла: – Мне нужна свобода, как соколу нужно небо для полета! – Она украдкой взглянула на него из-под ресниц, чтобы оценить эффект, который произвела. – Пожалуйста, отпусти меня, Пьер. Отпусти меня на свободу!
Он был невероятно взволнован. Его ноздри чуть раздувались, уголки губ опустились. В этот миг он еще больше напомнил ей бен Ладена.
– Отпустить? – горько спросил он. – Тебе не понравилось мое гостеприимство? Мы не смогли угодить тебе?
Она почувствовала в его тоне угрозу – его обнаженные нервы были натянуты, как струны, и в каждом слове ему виделось оскорбительное пренебрежение.
– Я хочу вернуться к тебе сама, свободная как птица, – успокаивающе сказала она, придвинувшись к нему ближе. – Просто мне очень нужно, чтобы у меня был выбор. – Она вновь сорвалась в слезы, на этот раз по-настоящему. – Я не чувствую себя здесь в безопасности, Пьер. Я устала, так много всего ужасного произошло: взрыв корабля, откушенная акулами голова Дуэйна – мне страшно. Я хочу домой.
– Но ты не можешь путешествовать сейчас. Мир вовсе не безопасен. Ты должна остаться здесь, со мной, моя
– Если ты хочешь, чтобы я вернулась, тогда ты должен отпустить меня, дать мне свободу. Свободу, которая есть у парящей в небе орлицы, – произнесла она, чувствуя, что, пожалуй, немного перестаралась с пафосом.
Он отвернулся, беззвучно шевеля губами.
– Хорошо, моя
Ферамо сам отвез Оливию в аэропорт Роатана на белом катере. Когда они были еще довольно далеко от берега, он заглушил мотор, чтобы попрощаться.
– Я счастлив, что ты была моей гостьей, Оливия, – сказал он, нежно касаясь ее щеки. – Я сам собираюсь через несколько дней уехать в Судан. Позвоню тебе в Лондон и организую твой приезд ко мне. И вот тогда я покажу тебе настоящую жизнь бедуинов.
Оливия молча кивнула. Она дала ему неверный номер телефона.
– И тогда, моя
Глава 37