Семь лет жизни среди арабов доказали мне, что все неврастеники, умалишенные и алкоголики Америки и Европы есть не что иное, как продукт торопливого и беспорядочного образа жизни, насаждаемого нашей так называемой цивилизацией.
Все семь лет жизни в Сахаре я не испытывал беспокойства. Именно там, в Садах Аллаха, мне открылась безмятежность духовного и телесного существования, которую с безнадежным отчаянием ищут многие из нас.
Немало людей осуждают фатализм. Возможно, небеспричинно. Кому дано знать правду? Однако каждому из нас следует понимать, как легко меняются наши судьбы. Если бы, к примеру, в три минуты по полудни одного жаркого августовского дня я не повстречался с Лоуренсом Аравийским, все последующие годы прошли бы для меня совершенно иначе. Оглядываясь назад, я вижу, как многочисленные события, над которыми я не властен, формируют мою судьбу. Арабы называют это «мектуб», «кисмет» – воля Аллаха. Если хотите, дайте свое название. Но помните – иногда оно творит чудеса. Что касается меня, то спустя семнадцать лет после возвращения на родину я все еще следую той философии непротивления неизбежному, которой научили меня в Садах Аллаха. Она принесла мне в тысячу раз больше пользы, чем любое успокоительное.
«Пять методов, которые я применяю для борьбы с беспокойством»
Профессор Уильям Лайон Фелпс
1. В двадцать четыре года у меня возникли проблемы со зрением. Стоило три-четыре минуты провести за чтением, и в мои глаза буквально впивались тысячи невидимых иголок. Глаза стали настолько чувствительны к свету, что я не мог даже выглянуть в окно. Я обращался к лучшим офтальмологам Нью-Хейвена и Нью-Йорка. Ничего не помогало. После четырех часов дня мне оставалось только сидеть в самом темном углу комнаты и дожидаться ночи. Я был в ужасе. Если так пойдет и дальше, придется забросить карьеру учителя и отправиться на Запад работать лесорубом. Но однажды произошел удивительный случай, показавший мне превосходство разума над телесными недугами. Как раз когда в ту несчастливую зиму мне приходилось особенно туго, меня попросили обратиться с речью к группе выпускников. Актовый зал был ярко освещен газовыми лампами, висящими на потолке. Из-за сильной боли в глазах до самого выступления я не мог оторвать взгляда от пола. Однако стоило мне подняться на трибуну, как боль отступила, позволив мне спокойно смотреть прямо на свет ламп следующие тридцать минут. Как только собрание закончилось, резь в глазах возвратилась.
Тогда я подумал, что, если сконцентрироваться на чем-нибудь не на полчаса, а, скажем, на неделю, можно полностью избавиться от недуга. События того вечера доказали, что нервное возбуждение способно победить недомогание.
Позже нечто подобное произошло, когда мне пришлось пересекать океан. Острые приступы люмбаго не давали ступить и шагу. Попытки распрямиться вызывали сильнейшую боль. Находясь в таком состоянии, я получил приглашение выступить с лекцией на борту нашего судна. Стоило мне начать говорить, боль и напряжение бесследно исчезли – я распрямил спину, легко передвигался по сцене и говорил около часа. По окончании лекции я без труда добрался до своей каюты. На минуту мне даже показалось, что наступило исцеление. Но передышка оказалось временной. Вскоре приступы возобновились.
Полученный опыт продемонстрировал мне важность положительного отношения к делу. Я наконец осознал, что жизнью надо наслаждаться, пока это возможно. Поэтому теперь каждый новый день для меня одновременно первый и последний. Я восхищаюсь всеми событиями сегодняшнего дня и утверждаю, что человек в таком состоянии не способен чувствовать беспокойство. Я люблю работу учителя. Моя книга называется «Волнующий процесс преподавания». Процесс обучения всегда означал для меня больше, чем просто род занятий или даже вид искусства. Обучение – это страсть. Я так же люблю учить, как художник рисовать, а певец петь. Каждый раз перед отходом ко сну я с удовольствием вспоминаю свою первую группу студентов. Энтузиазм всегда казался мне одной из главных ступеней к успеху.