Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции

Там, где нет ни права, ни государства, царит хаос. Но и хаос имеет свойство меняться. Здесь мы сталкиваемся с очередным парадоксом. С одной стороны, в «Средневековье» исторического развития не наблюдается, общество остается внешне неподвижным. Но за этой внешней неподвижностью скрываются внутренние изменения, на первый взгляд почти незаметные. Незаметные, может быть, потому, что их масштаб на фоне привычных нам темпов изменений культуры в «исторические эпохи» является мизерным, т. е. отсутствие «макроэволюции» культуры не исключает ее «микроэволюции» даже в замкнутом пространстве Средневековья.

Эта разница темпов обусловлена различием механизмов, приводящих культуру в движение. Развитие сформировавшейся, целостной культуры обеспечивается энергией «направленного действия» сложившихся внутри общества классов и социальных групп. Микроциркуляция эклектичной культуры Средневековья осуществляется за счет энергии «броуновского движения» разобщенных индивидов. Это похоже на детскую игрушку с вибрационным двигателем: внутри что-то страшно щелкает и дрожит, но при этом агрегат еле-еле ползает по полу по одной ему ведомой траектории. Но, присмотревшись внимательней к этой траектории, в ней можно обнаружить скрытую логику.

Сперва мы видим только войну всех против всех, в которой номенклатурно-криминальный клан, как саранча, пожирает вокруг все, что оказывается в поле его зрения. Дикий частный повсеместный произвол определяет все стороны жизни России в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века. Единственная закономерность, которая может проявиться в такой среде, – это пожирание более сильными субъектами более слабых и постепенная концентрация ресурсов, прежде всего материальных, у более ограниченного числа лиц. Здесь уже важны были не только исходные возможности, но и личные качества и удача.

Так или иначе к концу века в России возник конгломерат из крупных частных структур, владеющих львиной долей общественных ресурсов и находящихся в состоянии постоянного конфликта как друг с другом, так и с обществом в целом. Эпоха «братвы» сменилась эрой финансово-промышленных групп. Государство к этому времени полностью ассимилируется в этой частно-криминальной среде, теряя свое главное системное качество – монополию на насилие. Каждая ФПГ стала своего рода государством в государстве со своими бюджетом и армией. Государственную оболочку ФПГ разделили между собой пропорционально степени своего влияния, доведя таким образом «приватизацию» до логического конца, т. е. до приобретения в частное владение отдельных государственных функций.

Сегодня мало кто отдает себе отчет в том, что на исходе 1990-х история России могла закончиться и мы писали бы сегодня о России только в прошедшем времени. Утонувший «Титаник» российской государственности оставил после себя страшную воронку, в которую, ломая и тесня друг друга, устремились все социально организованные элементы. Общество с ускорением двигалось к полной неуправляемости. В этот момент все должно было либо завершиться полным распадом, либо кто-то должен был задействовать стоп-кран. Тысячелетняя история русской государственности тоже чего-то стоит. В тот момент, когда, казалось бы, спасать уже было нечего, сработал инстинкт государственного самосохранения.

Врачи знают, что биологическая смерть – это не акт, это процесс. Организм умирает медленно, по частям. Сначала мозг, потом сердце, потом все остальное. Отдельные костные ткани могут продолжать жить неделями и месяцами в мертвом теле. Что-то подобное произошло и с советским государством. Оно умерло от политического инфаркта в 1991 году, но его внутренние органы по инерции продолжили свое существование.

Было ожидаемо, что спецслужбы, которые служили скелетом, несущей основой государственности на протяжении как минимум последних восьмидесяти лет, сохранят дольше других свою внутреннюю скоординированность, корпоративное сознание, оперативный потенциал. Неожиданной стала их способность к регенерации. В этом смысле советское государство оказалось больше похоже на ящерицу, чем на человека. В тот первый момент, когда в силу стечения совершенно случайных обстоятельств (потому что выбор преемника Борису Ельцину был сугубо личностным, субъективным «неисторическим» решением[60]) возникли объективно благоприятные условия для жизнедеятельности этой корпорации, начался интенсивный процесс государственной регенерации. Это было интересней, чем у земноводных, потому что не хвост отрос у ящерицы, а ящерица выросла из хвоста.