– Выходит, вас не готовили с детства к тому, что вы станете герцогом.
Он уже говорил об этом раньше, но Лили не догадывалась, насколько далек он был от того мира, который зовется высшим светом.
– Нет, меня никто к этому не готовил. Полагаю, меня воспитывали как будущего джентльмена, но не как будущего лорда. Мой отец перепоручил все дела, связанные с имением, своему управляющему. После смерти отца бразды правления принял мой старший брат. Всякий раз, когда я предлагал свою помощь, меня просили уйти и не мешать.
– Должно быть, вам было обидно.
Маркус пожал плечами. Этот жест имел множество значений, как и приподнятая бровь. Все зависело от нюансов. На этот раз, кажется, герцог хотел изобразить безразличие, тогда как на самом деле ему просто не хотелось признаваться в том, что боль все еще дает о себе знать. Несладко, должно быть, ощущать себя изгоем лишь потому, что родителям не до тебя.
– Я выжил. И мне не пришлось страдать. Мой отец был богат, я получил самое лучшее образование, и мне никогда не приходилось думать о том, как добыть себе пропитание и кров. В отличие от многих других.
«В отличие от меня», – подумала Лили.
– У Джозефа в голове гулял ветер, – угрюмо процедил Маркус. – Он стал наследником герцога и внезапно возомнил себя неуязвимым. К тому времени оба наших родителя умерли, и у него не осталось никого, кроме нелюбимого младшего брата, кто мог бы отговорить его от глупых и опасных авантюр. Я предупреждал брата о том, что купленная им лошадь непредсказуема и слишком норовиста, чтобы садиться на нее без соответствующей подготовки. Но он посмеялся надо мной, назвав трусом.
Звуки детского смеха, что доносились сюда, согревали душу Лили. Маркус рассказывал о своем прошлом, и это прошлое совсем не было похожим на его будущее. А будущее его было здесь, рядом. Роуз была его будущим, и он сделает все, чтобы оно было светлым и радостным.
– Джозеф решил покататься на Ночке после того, как изрядно выпил. Он попытался перепрыгнуть через ограду и был сброшен. Он умер мгновенно. Ночку тоже пришлось пристрелить.
Лили огляделась и, не увидев никого поблизости, взяла Маркуса за руку.
– Я очень вам сочувствую, – тихо сказала она.
Он стиснул ее руку.
– Нельзя сказать, что мы дружили с братом. Джозеф был ко мне так же безразличен, как и мои родители. – Он пытался сделать вид, что ему все равно, но эта его неудачная попытка изобразить безразличие растрогала Лили почти до слез.
– Джозеф – родной вам человек. Смерть близких людей – всегда горе.
– Родной человек, – задумчиво повторил Маркус. – Я никогда не чувствовал, что у меня есть родня. Никогда не ощущал себя полноправным членом своей семьи. И неполноправным тоже. Пожалуй, у меня действительно не было настоящей семьи, пока не появилась Роуз. – Лили показалось, что он хотел добавить «и вы», но, когда он этого не сделал, испытала скорее облегчение, чем разочарование.
– Какой была мать Роуз? Роуз мне почти ничего о ней не рассказывала, разве что упомянула о том, что ее мама работала в пабе.
Маркус вытянул свою кисть из-под ее руки и скрестил руки на груди.
– Она была… Могу лишь сказать, что она не была женщиной из вашего круга общения.
«Ну, это еще как посмотреть», – подумала Лили. Но она не могла рассказать ему о своем прошлом, о том, что ей с ее послужным списком не место рядом с девочкой, чье будущее так сильно зависит от того, насколько безупречно ее настоящее.
– С матерью Роуз мы встречались месяца два или три, и когда она сказала мне, что ждет ребенка, я предпочел откупиться. Я не хотел этого ребенка и не желал ничего о нем знать. – Маркус невесело усмехнулся. – Я поступил так, как наверняка поступил бы мой брат – уладил проблему с помощью денег, не утруждая себя мыслями о последствиях своих действий. Мне за себя стыдно.
– Вы, по крайней мере, помогали ей финансово. Роуз не голодала, с ней хорошо обращались. Она худенькая, но не истощенная. И о матери она говорит хотя и нечасто, но всегда с теплом.
Маркус долго молчал, а потом со вздохом признался:
– Я даже не помню лица ее матери. Странно, но едва я увидел Роуз, я почувствовал, что должен поступить правильно. Вернее сказать, не по правилам, а по совести. Так, чтобы Роуз не пострадала. И не из внезапно проснувшегося альтруизма. Просто я в этот момент понял, что чем лучше будет жить Роуз, тем лучше будет житься мне.
Да, все так. У Роуз все должно быть самое лучшее. И, конечно, она должна жить в полной семье. Поэтому ее отец и занимался сейчас поиском подходящей мачехи для Роуз – юной столичной леди из высшего общества, а не дочери мелкого помещика, который промотал все, что имел. Не женщины, которая работала в борделе.
Герцогу следует остерегаться сильных эмоций, но, если их не избежать, ни в коем случае нельзя держать чувства в себе, поскольку это вредит пищеварению и вызывает недомогание.