Пока шведская армия строилась для боя, стало рассветать. Причем русские уже заметили шведов – небольшой, около 50–100 всадников отряд генерала Вольмара Антона Шлиппенбаха (Wolmar Anton Schlippenbach), посланный на разведку, наткнулся на русские казачьи дозоры[567]
(возможно, это был якобы остававшийся в обозе Лифляндский рейтарский полк дворянского знамени (швед. Livländska adelsfanan), из-за своей малочисленности сведенный в один эскадрон численностью 86 солдат и офицеров[568]). Генерал Шлиппенбах, проигравший русским два сражения в Прибалтике (вначале локальное боевое столкновение под Эрестфером (Эрастфер, Errastfer), а затем уже достаточно крупное – под Гуммельсгофом (Hummelshof)), и с тех пор не допускавшийся королем к ответственным должностям, вновь оказался крайне неудачлив. При прорыве шведской армии через русские редуты отряд Шлиппенбаха продолжил разведку по Яковецкому лесу в сторону русского лагеря, был вновь обнаружен и принят за крупные силы шведской кавалерии (возможно, Шлиппенбах соединился с валашским полком (швед. Vallackregementet) Сандула Кольцы в районе Яковцов). Навстречу из укреплений севернее Яковцов выступил Белозерский драгунский полк и два отдельных эскадрона, которые разогнали шведов и взяли в плен самого генерала Шлиппенбаха и его помощника, участника битвы под Лесной подполковника Герхарда Платера, командовавшего Лифляндским полком (потери в Белозерском драгунском полку составили 30 человек убитыми[569]).По другой версии, поздним вечером 26 июня генерал Ренне лично выехал с разведывательным отрядом к шведским позициям, услышал непрерывный шум строящихся и выступающих войск и оповестил об этом русское командование, одновременно приказав готовиться к бою подчиненным ему кавалерийским частям в районе редутов[570]
. Вероятно, обе версии достоверны, то есть, после известия Ренне русские заставы и пикеты с повышенным вниманием стали следить за подходами к своим позициям, и, заметив движение отряда Шлиппенбаха, немедленно дали сигнал о появлении противника. Из района расположения русских редутов начался артиллерийский обстрел шведов, что свидетельствует о вооружении пушками тех укреплений продольной линии редутов, которые были в значительной степени окончены постройкой.В шведских рядах появились первые убитые и раненые, однако после небольшого совещания между королем, Пипером и Реншельдом, а также заслушивания мнения Левенгаупта[571]
, шведское командование решило продолжать операцию по принятому ранее плану – Реншельд и Левенгаупт высказались за продолжение наступления. Хотя теперь, после очевидной утраты фактора внезапности, придерживаться прежнего плана означало со всей ясностью действовать под диктовку противника.В момент обсуждения этого ответственного решения, от которого зависела судьба армии, шведское командование, вероятно, понимало, что требуется предпринять что-то, противодействующее планам врага. Например, можно было просто вернуть солдат в лагерь, как это было 22 июня, когда вся шведская армия выстроилась к северу от Полтавы, ожидая так и не последовавшего русского нападения[572]
. До подхода иррегулярной кавалерии калмыков еще оставалось время, достаточное для организации новой операции по другому плану.Кроме того, пока солдаты еще были построены в походные колонны, можно было двинуть их в обход редутов, через Яковецкий или Малобудищенский леса.
По крайней мере, поскольку начинало светать и темнота уже не могла служить прикрытием от огня с редутов, то целесообразно было хотя бы подвезти из лагеря артиллерию, чтобы с ее помощью частично подавить и ослабить огонь русских. Тем более, как видно на картах местности (см. на схемах), юго-западнее продольной линии редутов и севернее дороги из Полтавы на Будищи и Петровку находилось возвышенное плато – высота 164, выгодная для размещения артиллерии, чтобы обстреливать как продольную, так и поперечную линии русских укреплений. Причем калибр орудий, имевшихся на вооружении редутов и дислоцированной под их прикрытием русской кавалерии – в основном 2-фн и 3-фн полковые орудия, – не позволял им вести эффективную контрбатарейную борьбу против шведской полевой артиллерии.
По воспоминаниям Левенгаупта, отсутствие поддержки своих пушек в момент продвижения мимо русских укреплений крайне отрицательно сказалось на моральном состоянии солдат пехоты[573]
.