Как Пётр Первый усмирил Европу и Украину, или Швед под Полтавой

Можно предположить, что шведские подразделения, которые остались без командования со стороны генерала Левенгаупта, слишком поздно обнаружили угрозу окружения из-за порохового дыма и пыли, и уже под огнем начали стихийно отступать с поля боя в направлении Малобудищенского леса. В ходе этого отступления батальоны перемешались друг с другом, возникли давка, сумятица и неразбериха, когда шведы вплотную преследовались массой русских и гибли в сутолоке, отбиваясь как попало, окруженные и своими, и чужими. Причем в ходе самого преследования погибло относительно немного людей – основную часть шведов убили при их попытке сдаться в плен или сразу после битвы, когда русские добивали раненых. Именно тогда на поле и появились «неприятно шевелящиеся» кучи тел из трупов и раненых – это были согнанные вместе сдавшиеся шведы, которых, вероятно, и расстреливали ружейно-пушечным огнем.

Кавалерийский отряд Крейца, атаковавший русскую пехоту, сам подвергся нападению с тыла и фланга, со стороны вышедшей из-за редутов русской левофланговой кавалерии под командованием князя Меншикова (здесь под Меншиковым была убита третья лошадь)[748]. В завязавшемся бою против шести кавалерийских полков русских действовало всего три полка шведов, но драгуны Крейца принудили кавалерию Меншикова к отходу обратно за линию редутов. Вместе с тем последние организованные части шведской кавалерии на правом фланге шведской армии оказались связаны боем и дезорганизованы, так что уже не могли быть использованы для решения других задач[749]. В результате части Крейца фактически вышли из битвы, хотя и русская кавалерия левого фланга впоследствии оказалась не в состоянии эффективно преследовать отступавших шведов, что спасло жизни многих королевских солдат.

Учитывая развитие ситуации на поле боя, наступление правого фланга и частично центра русской пехотной линии, угрожавшее окружением шведской пехоте, требовало срочного противодействия. В качестве резерва, с помощью которого пока еще можно было предпринять какие-то контрмеры, шведское командование располагало всей кавалерией левого фланга и четырьмя кавалерийскими полками на правом фланге.

Однако эти группы шведской конницы были отделены одна от другой, поэтому теперь требовалось быстро скоординировать их действия, чтобы нанести совместный массированный кавалерийский удар либо во фланг наступающей русской пехоте, которая не могла построиться в каре (вторые батальоны пехотных полков оставались на месте во второй линии боевого порядка), либо по правофланговой русской кавалерии. Для раздельных действий каждая из групп была слишком малочисленна.

Командир шведской кавалерии правого фланга генерал Крейц отсутствовал, но при ней находился фельдмаршал Реншельд. Как фактический главнокомандующий армией, именно он и должен был принять решение о направлении действий, предпринять меры для объединения сил и возглавить свои части, но вместо этого возникла совершенно непредвиденная ситуация.

Бегущие шведские пехотинцы с левого фланга двигались прямо на кавалерию правого фланга, части которой находились по кратчайшему расстоянию между ними и Малобудищенским лесом, откуда можно было выбраться на дорогу к обозу. В результате здесь повторилась история Вестманландского полка – большая часть кавалерии правого фланга шведской армии начала отступать вместе со своей пехотой[750]. На поле боя остались считанные эскадроны, в частности, три эскадрона немецкого вербованного драгунского полка полковника Густава Таубе (Gustaf Adam Taube), контратаками задержавшие русские левофланговые пехотные батальоны, что позволило спастись гвардейцам Гадде и Русеншерны, вместе с которыми отступал и раненый командир Лейб-гвардии пешего полка полковник Карл Поссе[751] (сам полковник Таубе при этом был взят в плен, а Поссе и Русеншерна сдались русским позже, под Переволочной, причем Таубе был почти сразу же отпущен в обмен на пленных офицеров царской армии, Поссе умер в 1715 году в Москве, а Русеншерна в том же 1715 году вернулся в Швецию).

По этому поводу уместно привести высказывание эскадронного пастора Смоландского рейтарского полка Йоханнеса (Юханнеса) Шемана (Johannes Sjöman), касающееся психологии шведских солдат: «Пока их держит в руках фурия или битва, шведы – добрые солдаты, но коль скоро начинается отход или бегство, их уже не остановишь»[752]. Следовательно, если верить Шеману, при неудаче и вынужденном отступлении шведы теряли волю к продолжению борьбы. Ко всему прочему надо принять во внимание, что шведские военнослужащие находились в непрерывных передвижениях и боевых действиях уже около 10 часов, не считая минимальных промежутков для отдыха, а это не могло не вызвать усталости и упадка боевого духа.