Как писать в XXI веке?

Итак, берите тему о природе вещей — о, конечно, мы не знаем, какая она в конце концов будет, но берите ту, что есть и мучает. Слушайте ее послание на ее же языке — и давайте попробуем свежо и ново выразить все это поэтически, пошагово:

1. Записная книжка. У Цветаевой есть рассуждение о произведениях, которые именно за счет безыскусности оказываются «больше, чем искусство». Такие вещи часто принадлежат перу женщин, детей, самоучек, отличаются неровностью и потрясают действенностью при очевидном недостатке поэтических средств. Часто это первые и последние, единственные за жизнь строки. Недавно я нашла такие у актера Георгия Милляра. «Всесоюзная Баба-Яга и Кощей Бессмертный» на экране, а в реальности — галантный сын француза де Милля и дочери золотопромышленника, после экспроприации имущества в 1917 году всю жизнь скрывавший и высокое происхождение, и знание французского с немецким.

Перед смертью, в 1993 году, Милляр написал единственное известное нам стихотворение: «А, наверное, было бы здорово, // под финал, под конец пути, // напоследок сыграть Суворова // и тогда уж спокойно уйти…». Мы уже говорили в начале этой книги, что записная книжка дает фундамент для шедевров, дисциплинирует и растит автора. Но поэты ведут еще и затем, чтобы в ней мог затесаться такой «безыскусный», найденный на проселочной дороге жизни бриллиант. В поэзии не то что четверостишие, рифма, строка, слово — может быть шедевром.

Маяковский говорил, что для него записная книжка — это «все», ибо иначе «ни при каких способностях не напишешь сразу крепкой вещи. Только присутствие тщательно обдуманных заготовок дает мне возможность поспевать с вещью, так как норма моей выработки при настоящей работе это — 6—10 строк в день». Поэт тратил 10–18 часов в сутки на эти заготовки и записи, и делал это с таким напряжением души, что помнил потом годами, где его озарило: «Улица.//Лица У… (Трамвай от Сухаревой башни до Сретенских ворот, 1913 год)».

2. «Поэтический взгляд на жизнь». И это вовсе не «розовые очки». Это прицельный взгляд охотника: Маяковский писал, что каждую встречу, каждую вывеску, каждое событие при всех условиях расценивает только как материал для словесного оформления. То, что не идет в работу — скучно и отвращает. То, что идет — может довести до «трясучки». Я тут зашла в мастерскую к знакомой художнице. Стоит триптих копий голландских натюрмортов — пучок спаржи, земляника в горшке, гроздь крыжовника, все три на темном фоне. Я чуть с ума не сошла. Нет, это не умиление «славненькими картинками», это грозовое и гибельное чувство соприкосновения с чем-то захватывающим и всесильным, что проходит прямо в меня из этой темноты за листьями, и из прозрачных ягод крыжовника. Пока не знаю, что это. Но так и верчу в голове.

После этих натюрмортов и одного певческого упражнения смогла написать эту главу. А до того — никак. Чтобы дополнить ощущение, процитирую статью «Искусство в свете совести» Марины Цветаевой — об Александре Блоке: «“Двенадцать” Блока возникли под чарой. Демон данного часа революции (он же блоковская «музыка Революции») вселился в Блока и заставил его. А наивная моралистка Зинаида Гиппиус потом долго прикидывала, дать или нет Блоку руку, пока Блок терпеливо ждал. Блок «Двенадцать» написал в одну ночь и встал в полном изнеможении, как человек, на котором катались. Блок «Двенадцати» не знал, не читал с эстрады никогда. («Я не знаю «Двенадцати», я не помню «Двенадцати». Действительно: не знал.)».

Поэтический взгляд на жизнь дается даром (в качестве дара) и обязательно тренируется (это работа поэта), все это правда. Но настоящие, страшные и истинные вещи говорят через поэта как стихии, совершающие себя им. И каждая фрактальная часть гигантской поэмы пугающе подобна ей всей. Так что бойтесь поэзии, если она не ваше призвание, и не бойтесь уже ничего (поздно!), если она — ваше.

3. Перемена времени и места. «Поэтический быт — это тоже один из важнейших факторов нашего производства», — писал Маяковский. О, да. Сколько поэтических шедевров погибло под грудами пеленок (ничего не имею против пеленок как таковых!) и родительскими указаниями «заниматься нормальной профессией»! Про войны и репрессии уж молчу. Но дело не только в том, чтобы сосредоточиться на теме, но и чтобы «отсредоточиться» от нее.