Как почувствовать одиночество

Вот мы поздоровались за руки в моём сне, стояли и молчали. Я понимал, что давно его не видел, но не спешил высказывать свои эмоции. Я чувствовал, что это не он. Это уже давно не тот Игорь. При встрече в реальности на вокзале уже тоже был не тот Игорь. Нельзя говорить, что он стал хуже, он просто был не тот, с кем мы катались на великах по всем окрестным деревням, искали приключений, играли в футбол, ездили за тридевять земель к бабам, ныряли в холодную реку, делали тарзанку, сочиняли смешные стихи, пили много пива и много пели песен группы «Король и шут», смотрели дурацкие сериалы, болтали про то, чтобы мы делали, если бы все люди на земле исчезли… Прошли те времена. И мне стало тоскливо. Я понимал, что это какой-то фантом ушедшего детства. И фантом это понимал. Потому и молчал, а не размахивал руками, крича:

— Ох…, как давно мы не виделись!

Я смотрел куда-то вдаль. Он стоял рядом, все так же почти на голову выше меня. На небе не было солнца. Было пасмурно. Где-то семь часов вечера в двадцатых числах августа. Было, как я уже сказал, прохладно, зато не было никакой боли. Я тихо сказал:

— Пошли…

Он бодро сказал, что-то вроде «х…я — вопрос» и мы пошли. Побрели, вернее. Но я не знал, что сказать. Не думаю, что при встрече возникнет такая ситуация, но было так. Надо бы ему позвонить, в очередной раз я подумал после пробуждения. Но… Я чего-то боюсь, вернее, стесняюсь. И, наверное, мне это просто не нужно.

Но во сне мы шли по полю. Я обратил внимание и на свою одежду: китайские кроссовки «Абидас», синие с тремя полосками; чёрные старые джинсы, которые мне малы; зелёный, весь в катышках, свитер. Жаль, что кепки не было. Она была нашим обязательным атрибутом в то время. И каких у меня только не было: и черная с какими-то нарисованными сигаретами; и афганка привезённая кем-то откуда-то со звездой советской армии; и синяя с красным логотипом «Найк», купленная за 50 рублей на рынке. А в последнее время у меня была серая, уже настоящая фирма «Найк», которую я до сих пор иногда ношу. Мы были одеты как раньше. Лето самого первого года после миллениума. Но это были уже не мы. Не те пацаны на велосипедах. Если бы это был не сон, то я бы обязательно закурил. Сделал бы несколько больших затяжек. А так мы шли и молчали. Набрели на колею посреди поля. И тут я узнал местность. Да это же то самое поле около нашей деревни. Я посмотрел на свою деревню. Те же дома, садовые участки с картошкой. Зады, так эти места назывались, а ещё подальше косогоры, за которыми, собственно говоря, и находилась деревня. Дома, огороды. Вдалеке железнодорожная станция, слышно как поезда гудят. Справа даль, за которой другая деревня, куда мы в футбол гонять ездили, её видно плохо. Слева посадка из сосен, на одной у нас был двухэтажный (даже почти трехэтажный) шалаш. Вторая попытка, так сказать. С первым шалашом мы чуть не грохнулись вниз, когда он стал не выдерживать наш вес. Рядом с рассадкой трасса, потом поле и дубовый лес, дубняк. Рядом с лесом, километров за семь, другая деревня, там тоже жд станция и мост через реку. Там переезд через пути (это поближе, до деревни), за которым другая деревня, где растет знаменитое дерево в форме петуха. Там и старый завод по переработке зерна и амбары. Мы там любили тусить. Ещё там река и гигантский лес. Бор называется. Эх. А сзади меня четыре небольших лесочка без названия, куда мы с дедом коз ходили пасти, когда мне было лет пять, шесть… За ними ещё одна деревня, и дальше трасса до города. И вся эта местность просматривается отсюда, с середины поля. Но куда нам идти? Собственно говоря, мы нигде и не нужны. Это же сон. Но я не понимал, что это сон. Мы свернули с дороги, и пошли по желтой траве. И тут мой друг заговорил. Что точно он говорил я, когда проснулся, уже не помнил, но что-то вроде: