Потому что существует любовь, ощущения, мечты, божественное вдохновение души, которые ничье перо не может передать.
Твой вопрос показывает, что ты сомневаешься во мне.
Меня так часто судят неверно! И только потому, что во многих моих произведениях я описал всю низость и огорчения жизни, и лишь немногие понимают, что только идеальная душа, страдающая от нравственного безобразия людей, могла вдохновить меня на эти мрачные картины и горькие образы. Когда я рисовал идеальные натуры, я почти всегда черпал только из своей души, в особенности в «Новом Платоне».
Что еще может дать мое сердце?
Все, на что способна душа человека и поэта.
Дружба за дружбу, любовь за любовь.
Должен ли я размышлять, если ты говоришь мне, что я нашел то, что составляет предмет моих самых святых желаний и при ярком свете солнца, и в таинственном сумраке ночи, если Анатоль явился мне в сновидении и лишил меня сна и покоя. Если ты – Анатоль, я принадлежу тебе, возьми меня!
От всей души
твой Леопольд».
Мой муж в ожидании ответа был в невыразимо напряженном состоянии духа. Наконец, ответ пришел.
«Леопольд!
Плакал ли ты когда-нибудь внутренними слезами? Глаза мои сухи, а я чувствую, как слезы, капля за каплей, текут в моем сердце. Я содрогаюсь от ужаса, и моя душа борется, как будто жаждет оторваться от телесной оболочки.
Ты понял все мое существо.
Мне только что подали твое письмо; с тех пор, как я прочел его, я знаю только одно: я люблю тебя безгранично, как можно любить только тебя, как может любить только Анатоль.
Все, что есть во мне доброго, благородного, идеального, принадлежит тебе. Я хочу, чтобы священная искра, находящаяся в каждом человеке, разгорелась в целое пламя, обращенное на тебя, и, если эта чистая, духовная, святая любовь не обратит меня в твоего Анатоля, значит, я не могу им быть.
Я буду твоим счастьем? Ах, если б я мог вернуть все, что ты мне дал.
Видишь ли, в нескольких строках, посланных тебе, заключается целая книга моей души, и ты прочел ее!
Неужели я не буду принадлежать тебе?
Неужели я сомневаюсь в тебе, когда ты обнаружил все благородство и величие твоего сердца?
Но я не хочу быть никем другим для тебя, только Анатолем. Никакая другая мысль не должна облечь меня в материальную форму. Никакое другое имя. Я понял теперь любовь, и радостный голос звучит во мне; ты прав: любовь есть духовное предание себя другому, обмен двух душ.