Как повергнуть герцога (СИ)

— Хэтти. Я — не твоё благородное дело.

По крайней мере, у Хэтти хватило совести изобразить раскаяние на лице, пусть и всего лишь на мгновение. Потом в её глазах зажёгся лукавый огонёк.

— Конечно, нет, — ответила она. — Тебе это будет стоить недёшево. Пять часов в неделю позирования для портрета Елены Троянской.

Опять эта Елена Троянская.

— Изумрудный шёлк, — пропела Хэтти, — шампанское, вальс, завидные женихи. И…

Аннабель всплеснула руками.

— Так и быть. Получишь ты мои мерки и Елену Троянскую.

Лицо Хэтти вспыхнуло от радости, как свечи на огромной рождественской ели в главной гостиной Клермонта.

— Потрясающе!

В углу часы пробили два раза.

— Прошу прощения, — извинилась Хэтти, — сейчас должна проснуться тётушка.

Катриона с восхищением проводила подругу взглядом, пока дверь за той не захлопнулась.

— Она только что уговорила тебя позировать для картины, чего ты делать не хочешь, чтобы получить платье, которое тебе не нужно.

Аннабель пожала плечами.

— Это не важно. Меня всё равно не пригласят.

— Мне кажется Хэтти отчасти права, — задумчиво проговорила Катриона.

Аннабель нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня просто предчувствие.

Очень подозрительно. У Катрионы не было предчувствий, обычно в основе её высказываний лежал длинный список фактов.

— Какое платье ты наденешь на рождественский ужин? — спросила она.

— Из светло-голубого дамаска. — Это был лучший наряд, из тех, что ей отдала леди Мэйбл. Хоть Аннабель уже и надевала его в Клермонте, для ужина оно тоже сгодится.

— Я слышала, что между леди Лингем и герцогом существует некая… договорённость, — сказала Катриона.

О.

Румянец, вспыхнувший на щеках Катрионы, не оставил сомнений в природе этой договорённости.

Почему это должно её удивлять? Такие мужчины, как Монтгомери, по обыкновению всегда имели содержанок. Но не из числа равных себе по положению.

— Что из себя представляет графиня? — спросила Аннабель, как можно более безразличным тоном.

— Живёт по соседству. Старше герцога. Вдова, — ответила Катриона. — Она может иметь на него влияние, поэтому, возможно, нам следует нацелить нашу кампанию на таких дам как графиня.

— Великолепная идея, — пробормотала Аннабель, поёрзав на стуле. От прогулочного платья кожа неприятно зудела. — Знаешь, то голубое платье ужасно на мне смотрится.

Катриона смутилась.

— Правда?

— Да. Цвет мне совсем не идёт, а фасон добавляет объёма в ненужных местах.

— А ты можешь пришить ленту? — попыталась помочь Катриона.

— Могу, но это будет чёрт-те что и сбоку лента.

— Обычно ты не склонна к преувеличениям, — медленно проговорила Катриона. — Что-то случилось?

— Нет, — ответила Аннабель, постучав ручкой по письму и разбрызгав чернила. — Я только что вспомнила, что не так уж и стара, но не помню, когда в последний раз надевала красивое платье.

Когда-то, целую жизнь назад, у неё был вкус, ей нравилось заплетать ленты в волосы и подбирать по цвету серёжки к глазам. Интерес к подобным вещам пропал после того знаменательного лета с Уильямом. Её внешность в лучшем случае сулила одни пустые обещания, в худшем — просто мешала. А теперь… Теперь она буквально умирала от желания вырваться из той серой скорлупы, которую так долго взращивала вокруг себя.

Но она не могла себе этого позволить. Сейчас Аннабель стала именно такой, какой должна быть, чтобы жить респектабельной, независимой жизнью.

Однако она точно могла держаться подальше от Монтгомери. Вчера в оранжерее он хотел её поцеловать. Ей было знакомо это выражение лица, с которым он смотрел на неё возле террариума. Его пристальный взгляд выражал понятное мужское намерение. Вслед за подобными красноречивыми сценами мужчина обычно пытался схватить её в объятия, а она давала ему пощёчину. Но Монтгомери не пытался схватить её в объятия. И она была совершенно уверена, что не дала бы ему пощёчину. Нет, сегодня утром Аннабель вернулась, чтобы опять провести время в его компании. А новость о том, что он продолжает содержать своих дряхлых лошадей, словно в его груди билось великодушное, заботливое сердце, ещё больше запутала ситуацию…

Аннабель отыщет способ избегать его до рождественского ужина. Больше никаких совместных завтраков, никаких записок, прогулок и интимных разговоров. О чём она только думала?