Монтгомери окончательно завладел её телом и душой, он входил всё глубже, пока не заполнил до конца. Аннабель не сводила глаз с его напряжённого от первобытной муки лица в то время, как он двигался глубоко внутри. Вскоре все существующие границы пали, и мир вокруг перестал существовать. Она почувствовала, как он вздрогнул и вышел из неё, и в тот момент Аннабель опять достигла пика.
Его голова упала в углубление между её шеей и плечом, и Монтгомери тяжело навалился на Аннабель.
Она положила руку на его влажный затылок.
Монтгомери скатился с неё и без сил упал на кровать.
Аннабель проследила за тем, как он пересёк комнату к тазу с кувшином в углу и умылся, а затем вернулся к кровати с влажным отрезом ткани. Она должна была почувствовать себя неловко, наблюдая, как он расхаживает перед ней совершенно обнажённый. И совершенно точно смутиться, когда он осторожно вытирал следы их страсти. Но, судя по всему, Аннабель потеряла стыд где-то между дверью в его комнату и креслом.
Она положила руку на живот, куда Монтгомери излил своё семя.
Он сдержал слово. Оградил её от нежелательных последствий. Даже стаду диких лошадей было бы не под силу свернуть Аннабель с пути к экстазу, к которому её подводил Монтгомери благодаря своему талантливому рту, поэтому она могла себе представить, чего ему стоило сохранить способность трезво мыслить. Какой потрясающий, надёжный мужчина.
Матрас прогнулся, и Монтгомери снова растянулся рядом с ней.
Приподнявшись на локте и подперев подбородок ладонью, он изучал её из-под полуприкрытых век. Сейчас Монтгомери выглядел по-другому. Моложе. Аннабель не удержалась и провела кончиком пальца по изгибу его нижней губы. Его губы тоже выглядели по-другому: мягкими и полными. Вот он, момент настоящей близости. Очень немногим людям удавалось увидеть его таким: человеком, а не герцогом. Как бы ей хотелось, чтобы он был обычным человеком.
Монтгомери поймал её любознательные пальчики и начал с ними играть. Слишком поздно она спохватилась. Теперь он не отпустит её руку.
— Ты всегда стараешься спрятать руки, — сказал он. — Почему?
Аннабель вздохнула.
— Они не идеальны.
Он осторожно разжал её кулак.
— Отчего же?
— Из-за чернильных пятен, — пробормотала она.
Он поцеловал их.
— Вряд ли это можно считать изъяном.
— Они в мозолях, — продолжила Аннабель, внезапно испытав непонятное желание указать ему на свои недостатки.
— Мои тоже, — сказал Монтгомери.
Она удивлённо на него посмотрела.
Он широко развёл пальцы на правой руке и указал на небольшую шишку на кончике среднего пальца.
— Эта от пишущей ручки. — Он поместил палец Аннабель между своим средним и безымянным. — Эта от вожжей.
Наблюдая за тем, как переплетаются их пальцы, Аннабель почувствовала, что в ней снова просыпается желание. Она и вправду была ненасытной, особенно когда дело касалось Монтгомери.
— А эта от чего? — Аннабель коснулась затвердевшего места на его ладони.
— От молота.
— От молота?
— Да. От большого молотка, которым я вбиваю столбы для забора в землю.
— И часто вы вбиваете столбы в землю, ваша светлость?
Уголки его рта дёрнулись.
— Достаточно часто. Физический труд отвлекает от размышлений.
— Теперь понятно, откуда это, — пробормотала она и провела пальцами по изгибу его бицепса, мышцы рефлекторно затвердели. Аннабель улыбнулась ещё и потому, что теперь имела полное право к нему прикасаться.
— Ты действительно разбила мужчине нос? — спросил Монтгомери. Он перевернул её руку и внимательно осмотрел розовые костяшки пальцев.
Улыбка исчезла с её губ.
— Да.
Она чувствовала, как истома покидает его тело.
— Почему? — спросил Монтгомери.
— Полагаю, всё дело в том, что деревенские мальчишки, с которыми я играла в детстве, не научили меня давать пощёчины, как подобает леди.
Он склонился над ней, глядя на Аннабель абсолютно серьёзными глазами.
— Что сделал полицейский?
Аннабель отвела взгляд в сторону.
— Он… приставал к подруге.
Лицо Монтгомери ожесточилось.
— Понятно.
— Я не буду возражать, если ты разгромишь всю Лондонскую столичную полицию, — тихо сказала она, — но может это подождать до завтра?
Только когда Аннабель игриво провела ногой по его икре, хмурый взгляд Монтгомери смягчился.
— Шалунья, — пробормотал он, поднёс её руку к губам и поцеловал в ладонь, затем осторожно вернул на место. — Очень талантливая рука. Не смей её прятать.
Аннабель сжала кулак, чтобы сберечь его поцелуй. Как она могла считать Монтгомери холодным и суровым, он, конечно, проявлял себя и с этой стороны, но в данный момент он заставлял её чувствовать себя самой желанной и драгоценной женщиной на свете.
И всё же. Он совершил несколько бессердечных поступков, и это факт, а не мнение.
— Монтгомери. Могу я тебя кое о чём спросить?
— Себастьян.
— Прошу прощения?
— Зови меня Себастьян.
Она замялась.
— Почему?
— Потому что это моё имя.
Аннабель знала. Его полным именем было Себастьян Александр Чарльз Эйвери, за которым следовал длинный ряд значимых и не очень титулов. Она запомнила это из "Альманаха аристократии". И Аннабель не сомневалась, что только его самые близкие друзья и, возможно, жена называли Монтгомери Себастьяном.