Она задержала дыхание. Это был привычный запах для Чорливуда, и, очевидно, Аннабель перестала быть к нему невосприимчива. Пеньковый мешок начал кудахтать.
«Я могла бы путешествовать первым классом». Она могла бы носить платье с кружевной отделкой и меховую шубу. На деньги Монтгомери Аннабель, вероятно, могла бы позволить себе каждый сезон полностью обновлять гардероб, покупать дома. Ей больше не пришлось бы беспокоиться ни о еде, ни об одежде. Всё, что нужно сделать, просто раздвинуть для него ноги.
Её бросило в жар от гнева, стыда и желания. Главным образом, от желания. Потому что, очевидно, её предательскому телу было плевать на то, что Аннабель больше не могла позволить себе питать чувства к герцогу. Оно жило собственной жизнью и, судя по всему, хотело, чтобы Аннабель оказалась под Монтгомери, обхватив лодыжками его бёдра, пока он… она чуть не влепила себе пощёчину. Женщина с мешком подозрительно на неё покосилась.
И всё же жар не покинул самых интимных мест.
Так вот, значит, что такое искушение, оно не представлялось чем-то отвратительным, незначительным или невинным, нет, оно являлось в облике восхитительных чувств и ощущения абсолютной правильности происходящего, даже когда это было совсем не так. Вот зачем человеку нужны принципы. Жаль, что в нужный момент, принципы Аннабель её подвели.
Когда она вошла в его кабинет, Монтгомери чуть ли не вскочил со стула. Что могло показаться забавным, если бы один его вид не причинил Аннабель боль, сравнимую с настоящим ударом в грудь. Ей тут же перестало хватать воздуха.
— Мисс Арчер. Пожалуйста, проходите.
Его знакомый голос окатил её, словно прохладной родниковой водой.
Во рту внезапно пересохло.
— Ваша светлость. Я знаю, что вы ожидали встретиться с леди Мейбл, надеюсь, вы не возражаете, что вместо неё пришла я.
— Нисколько, — иронично ответил он.
Откуда ни возьмись появился пожилой секретарь и помог Аннабель снять пальто.
Несмотря на строгое платье с высоким воротом, она чувствовала себя обнажённой. Монтгомери окинул её своим ястребиным взглядом, который тут же посуровел, отметив, что лицо Аннабель вновь осунулось.
Он вышел из-за своего внушительного стола.
— Оставь нас, Карсон.
Аннабель хотела было возразить, но секретарь поклонился и быстро поспешил к выходу.
Теперь они остались наедине.
Монтгомери подошёл ближе. Он был, как обычно, одет с иголочки, его тёмно-серый костюм и жилет подчёркивали белизну рубашки и светлые волосы. Нет, он не потерял ни капли своей привлекательности.
Её внутренности скрутило от ужаса.
— Спасибо, что нашли время встретиться с Национальным обществом женского избирательного права, ваша светлость, — сказала она.
Монтгомери остановился, обдумывая всё, что она хотела донести этим заявлением. Затем он указал на стул напротив стола.
— Принимать просителей — мой долг. Пожалуйста, присаживайся.
Она села и деловито достала ручку и крошечную записную книжку из ридикюля, лежащего у неё на коленях. Когда Аннабель, наконец, посмотрела на Монтгомери, его взгляд был подозрительно мягким.
Это должно было её насторожить.
— Я не стану выступать за поправку, — сказал он.
Она моргнула, словно он бросил ей что-то в лицо.
— Не будешь?
Из всех сценариев, которые она проигрывала в голове, этот не приходил ей на ум.
Он покачал головой.
— Но… почему ты согласился с нами встретиться?
Уголки его губ приподнялись, и тут она поняла, что перешла с ним на ты и задаёт вопросы, на которые случайный проситель никогда бы не осмелился. О, чёрт бы его побрал.
— Я не буду выступать за поправку, — сказал он, — но могу дать тебе имена членов парламента, на которых стоит сосредоточиться и посоветовать, как улучшить вашу кампанию в целом.
Она попыталась собраться с мыслями.
— Ты не станешь голосовать в нашу пользу, но готов помочь?
— Я не против поправки в принципе, Аннабель.
Её посетила чудовищная мысль.
— Значит… это личное?
Последовала недолгая пауза.
— Думаешь, я затаил обиду, потому что ты отвергла моё предложение.
Аннабель смогла только кивнуть.
Он провёл рукой по лицу.
— Ты действительно так считаешь? Вряд ли бы это польстило нам обоим.
— Я не знаю, что и думать.
— В данный момент не в моих интересах поддерживать вашу поправку во всеуслышание, — ответил Монтгомери, и Аннабель поняла, что это было его последнее слово.
От разочарования в горле образовался комок. Почему-то его отказ показался ей личным предательством.
Она поднялась на ноги, обязав его сделать то же самое.
— Прискорбно, — сказала Аннабель и добавила: — Я считала тебя справедливым человеком.
Его лицо стало непроницаемым.
— Так и есть, — холодно ответил он.