— Через две или три недели? Мне потребуется время, чтобы уточнить, какие еще мероприятия проводятся в выбранный тобой… нами вечер, и поработать с твоими слугами. С нашими слугами, — поправила она сама себя раньше, чем это успел сделать Николас. — Все это требует немалого времени. — Как правило, столь масштабные мероприятия начинали готовиться за месяц или даже больше. Но, благодаря своей выучке, она сможет устроить все за более короткое время. Жаль, что это не относится и к другим вещам.
— Да, конечно, — пробормотал Николас. Похоже, он ее не слышал.
— Это будет наше первое публичное мероприятие. Оно станет кульминацией сезона.
— Да, конечно.
— Я так рада, что ты со мной согласен, — сухо проговорила она. — Завтра же найму рабочих, чтобы они выкрасили весь дом в черный цвет, а краске необходимо время, чтобы высохнуть. А нам нужно время, чтобы зажарить козлов.
— Да, конечно, — снова повторил он.
Изабелл похлопала мужа по руке.
— Я устала, Николас. Если ты не возражаешь… — И она жестом указала ему на дверь. Если уж он ее не слышит, то пусть оставит ее одну.
— Конечно. — Он сразу же встал, как будто ему не терпелось избавиться от ее общества, и она почувствовала, как к глазам подступили слезы. Он не хочет больше с ней быть? Похоже на то. Но если так, почему он так старается узнать о ней больше, убедиться, что между ними много общего?
Похоже, поцелуй доставил удовольствие ей, но не ему. Осознав это, Изабелл почувствовала боль в сердце, но запретила себе думать об этом, во всяком случае, пока он не удалится в свои покои, оставив ее одну. Даже Маргарет нет рядом, чтобы поговорить.
— Доброй ночи, — сказал Николас и чинно поцеловал ее в лоб, как маленького ребенка. Изабелл кивнула, глядя в сторону и приказывая себе не плакать.
— Хороших тебе снов, — произнесла она, обращаясь к спине мужа, шедшего к двери. Он остановился, обернулся и несколько мгновений смотрел на жену. В выражении его лица было что-то странное, то, что она не могла распознать, но она обязательно научится это делать, иначе ее замужняя жизнь будет такой же беспросветной, как жизнь в доме родителей.
— Тебе тоже, принцесса. — Он открыл дверь и вышел, оставив ее наедине с ее мыслями и множеством не имеющих ответов вопросов.
— Куда он мог уйти?
Джейн ходила взад-вперед у ворот замка. Внутрь ее не пустили. Кого-то послали в ее комнаты за вещами, а кухарка поспешно упаковывала для нее еду.
Теперь у нее не было ни дома, ни мужа.
Она могла вернуться в родительский дом и сказать семье, что ее уход был ошибкой. Но только она знала, что не сделает этого.
— Я найду его, — сказала она себе, надеясь, что никто не слышит, как она разговаривает сама с собой. — Как далеко он мог забраться? Или он ушел, потому что больше не хочет меня? Или решил, что я не хочу его? Что я наделала! — воскликнула она, и ее захлестнула волна отчаяния.
Глава 17
Если бы Николасу предложили назвать, что в жизни ему далось труднее всего, первым в списке было бы сказать жене, что они должны перестать целоваться. Это было даже хуже, чем когда в десятилетнем возрасте он на спор с Гриффом съел целый торт и после этого неделю болел.
Изабелл была лучше любого торта.
Он быстро шел в свою спальню, считая шаги — уже в который раз, — чтобы не вернуться и снова не начать ее целовать. Ох уж эти поцелуи! Когда он, наконец, получил возможность поцеловать жену, оказалось, что это лучше, чем он мог себе представить, а уж воображение у него всегда было отменным, хотя Грифф неоднократно упрекал брата в недостатке воображения, и, судя по сегодняшней ночи, он был прав. Николас действительно не мог вообразить такой мягкости губ, такой невероятной нежности и уязвимости.
Как же ему хотелось целовать ее — все ее тело, от губ к шее, грудям и до самых кончиков пальцев ног!
Но хотя она отвечала ему — отвечала так пылко, что он не мог не удивиться, — Николас не желал торопить события. Он действительно имел в виду то, что сказал ей: они должны лучше узнать друг друга. При этом он отлично понимал: расскажи он о своей тактике кому-то другому, его поднимут на смех. Наконец он добрался до своей комнаты и вошел. Миллер вскочил, когда он хлопнул дверью.
— Ваша светлость, — сказал слуга. — Я надеюсь, у вас был приятный вечер?
Николас почувствовал раздражение, однако сделал над собой усилие, чтобы никак его не выдать.
— Да, спасибо.
Если приятным можно назвать вечер, когда вовремя останавливаешься, целуя самую красивую женщину из всех, и уходишь, оставляя ее одну в своей спальне, хотя больше всего на свете желаешь продолжения, тогда да, у него и впрямь был приятный вечер.
— Вы желаете переодеться в пижаму сейчас, ваша светлость?
— М-м-м, — пробормотал Николас, мысленно, не глядя вниз, пытаясь оценить степень своего возбуждения. — Да, только сперва принеси мне, пожалуйста, чашку чая.