— Ты здесь! Я как раз собиралась идти к тебе, а ты уже здесь!
— Да, я здесь, — улыбнулась Изабелл. Немногие люди могли быть столь восторженными… даже кипучими, как ее сестра. Когда они обе были моложе, этот несколько избыточный энтузиазм сестры был для Изабелл единственным источником радости. Теперь у нее появился Николас, ставший источником… она пока еще не разобралась, чего именно.
— Лоутон, принеси, пожалуйста, в мою комнату чай. — Маргарет взглянула мимо Изабелл на ее горничную. — А ты можешь выпить пока чаю в кухне.
— Спасибо, Робинсон, — пробормотала Изабелл, глядя вслед горничной, которую Лоутон вел на кухню, — я позову тебя.
— Хорошая новость, — сообщила Маргарет, пока они поднимались по лестнице. — Родители чем-то очень заняты, так что нас никто не потревожит. И этому нельзя не радоваться. Знаешь, теперь, когда тебя нет, они сосредоточили все внимание на мне. Это ужасно.
Они вошли в комнату Маргарет, которая была намного меньше, чем комната Изабелл. Она казалась еще меньше из-за огромного количества книг, лежавших на всех свободных поверхностях. На одной из стопок лежала газета, и Маргарет, проходя мимо, сложила ее и спрятала между книг. Изабелл хотела спросить, зачем, ведь раньше сестра ничего от нее не скрывала, но потом передумала. Маргарет ведь тоже может потребовать, чтобы сестра поделилась с ней кое-какой информацией.
— Даже не знаю, как ты выносила это. — Маргарет тряхнула головой и жестом предложила сестре сесть. — Они желают знать, почему я надеваю то, что надеваю, почему я смотрю туда, куда смотрю, и почему говорю то, а не это. Честно говоря, я с тоской вспоминаю время, когда они меня не замечали.
Изабелл улыбнулась, сняла шляпу и положила ее на стопку книг, возвышающуюся на туалетном столике Маргарет.
— Они ужасны, — наконец, проговорила она.
Сестра уставилась на нее с откровенным изумлением.
— Знаешь, ты впервые высказала отрицательное мнение о наших родителях, не добавив, что они желают нам добра, или что они не понимают, что мы чувствуем. Брак, определенно, пошел тебе на пользу.
«Ах, если бы ты только знала», — подумала Изабелл.
— Да, наверное. — Она вздохнула и попыталась представить, как сказать что-то, не проронив ничего лишнего.
Собственно говоря, ее всю жизнь учили говорить банальности, не вкладывая в свои речи никаких знаний, никак не выдавая своей осведомленности в том или ином вопросе — известно, что так должна вести себя любая воспитанная юная леди. Поэтому Изабелл рассчитывала, что сумеет поговорить с сестрой, не высказав то, что занимало все ее мысли.
— Как ты себя чувствуешь в браке?
Ну да. Сестра сразу перешла к главному вопросу, не тратя время на пустую болтовню, в которой поднаторела Изабелл. Это качество Маргарет восхищало ее и выводило из себя родителей.
— Нормально. — Изабелл сама услышала, насколько неуверенно звучит ее голос. — Но прошло еще совсем мало времени. Мы едва знаем друг друга. — «К примеру, я не могу сказать, нравится ли ему целовать меня, или он считает это своей обязанностью, потому что он джентльмен и мой муж».
— Но ты же не можешь не знать, нравится ли тебе его общество. Лично мне нравится, хотя это не имеет значения. — Маргарет сделала паузу и продолжила: — Он болтлив? Или молчалив? Чем ему нравится заниматься? Что между вами общего?
«Нам обоим нравятся хорошие истории, хотя, вероятно, мы расходимся во взглядах на то, как лучше их рассказывать. Поцелуи — хочется верить. Возможно, дождь». Впрочем, в отношении последнего пункта Изабелл не была уверена.
— Мне кажется, у него хорошее чувство юмора, — сказала Изабелл. — Он внимателен. — Она еще немного подумала. — Послушай, может быть, ты знаешь: почему мужчина, вроде бы разумный, ввязывается в бои на боксерском ринге, причем совершенно добровольно?
— Ах, вот чем он занимается! — Маргарет, похоже, почувствовала облегчение. — А я-то гадала, что с ним произошло, но постеснялась спросить. Вообще-то я не знаю. — Она нахмурилась. — Возможно, в прошлом он был более активен, и теперь ему не хватает физических упражнений? Или он чувствует себя неприкаянным?
Неприкаянный. Все может быть. Раньше он был совершенно свободен, мог делать, что хочет, идти, куда хочет, а теперь он получил жену, которая ему совершенно не нужна, и не знает, что с ней делать. Постепенно Изабелл начала себя чувствовать не женой, а гирей на шее несчастного герцога.
— У него полная конюшня лошадей. Чем не физическая активность? Хотя, возможно, он не любит верховую езду. — Изабелл покачала головой. — Я не знаю. Но в то утро, когда ты пришла ко мне, он не впервые пришел домой в таком виде.
— Весь израненный и в синяках. — Похоже, Маргарет вовсе не была шокирована, скорее, заинтригована.
Задумавшись, Изабелл поняла: то, как выглядел ее муж, и особенно то, какой запах от него исходил, ее тоже интриговало. Возможно, все дело в некоем мужском ритуале, ей неведомом, и ее совращают разбитые костяшки пальцев и мужской запах?
Или она безуспешно ищет рациональное объяснение тому, почему ей так неуютно ночами одной в постели?