Как продать за $12 миллионов чучело акулы

Недоумение вызывает еще и такой вопрос: почему иногда владельцами лотов становятся дилеры или коллекционеры, вообще не принимавшие участия в торгах? Когда резервная цена не достигнута и аукционист говорит «Снято», это еще не конец. Нередко не проданными на аукционах остаются 20—30% лотов, обычно из-за слишком оптимистичной резервной цены. Иногда аукционный дом, увлекшись на переговорах, забывает, что в любой коллекции, кроме звездных работ, есть менее ценные экспонаты, и предлагает завышенную гарантированную цену. Такая ошибка может привести к катастрофе. Если дилеры и опытные коллекционеры узнают об этом, они не будут принимать участие в торгах за произведения из коллекции в надежде приобрести что-нибудь по дешевке после аукциона.

Классический пример — август 2004 года. Нью-Йоркская коллекционер Эстер Дайамонд попросила «Кристи» и «Сотби» представить условия продажи на аукционе ее коллекции искусства XX века. «Сотби», стремясь получить для следующего аукциона картину «Буги-вуги в Нью-Йорке» работы Пита Мондриана (1941), предложил громадную упреждающую гарантию на все — 65 миллионов долларов. Предложение было принято, владелица не стала даже дожидаться встречного предложения «Кристи». Мир искусства пришел к выводу, что «Сотби» переоценил менее значительные работы коллекции. В итоге Мондриан был продан за 21 миллион долларов — рекордная для художника на аукционе сумма. Еще одна значительная работа, скульптура Бранкузи «Поцелуй» (1908), ушла за 8,9 миллиона долларов, что намного превзошло ожидания За все остальные лоты коллекции борьбы не получилось. Небыли проданы ни «Набросок к потопу II» Кандинского (1912) с эстимейтом 20—30 миллионов долларов, ни «Купальщик и купальщица» Пикассо (1912) с эстимейтом 8 миллионов долларов. Вся коллекция принесла всего лишь 39 миллионов долларов. При этом аукционный дом получил множество постаукционных предложений о покупке от дилеров и коллекционеров.

Больше половины всех не проданных на аукционе лотов продается позже частным образом, через своего рода «тихий аукцион», который проходит после публичных торгов. Если наилучшее «тихое» предложение выше резервной цены, оно принимается, если нет — решает комитент. При этом индивидуальные покупатели имеют те же возможности, что и дилеры, а у музеев появляется время на то, чтобы испросить денег и согласия попечителей.

Дилеры и коллекционеры, конечно, знают о том, что происходит после аукциона, — и ставят на то, что интересующий их лот не достигнет резервной цены. В надежде получить картину по более низкой цене они не поднимают карточек по крайней мере до тех пор, пока резервная цена не пройдена. Дилеры вообще предпочитают постаукционные торги; в этом случае цена картины не оглашается, и клиент или будущий покупатель никогда не узнает, сколько в действительности дилер за нее заплатил.

Но дело происходит сразу после аукциона. Соревновательный дух еще не покинул участников, и иногда постаукционная цена бывает выше предложений, звучавших на аукционе. В мае 2003 года «Однодолларовая банкнота» Энди Уорхола (1962) была выставлена на аукцион с эстимейтом 400—600 тысяч долларов и резервной ценой 320 тысяч долларов. Торги завершились на сумме 280 тысяч долларов, и картина осталась непроданной. После аукциона на нее было подано одиннадцать предложений, и она ушла за 400 тысяч долларов.

Иногда коллекционеру достается одновременно и произведение искусства, и прибыль. Так, в 2002 году Томас Вейзель из Сан-Франциско передал нью-йоркскому отделению «Сотби» на продажу коллекцию, за которую аукционный дом гарантировал ему 44 миллиона долларов. Одна из картин, «Орест» де Кунинга, ушла по цене выше резервной, но восемь других картин были сняты с продажи, причем предложения на шесть из них даже не приблизились к резервной цене. После аукциона Вейзель вновь купил четыре принадлежащих ему полотна, самым заметным из которых стал «Провинстаун II» Франца Кляйна, по цене значительно ниже гарантированной.

В 1991 году государственная комиссия Нью-Йорка провела слушания по практике аукционных домов. В качестве одной из мер предлагалось обязать аукционные дома указывать резервные цены. Предлагалось также запретить гарантии и займы потенциальным покупателям и, конечно, «потолочные» ставки. Комиссия готова была запретить практически все действия, описанные в этой главе. Аукционные дома возражали, что это нарушило бы равновесие между аукционным домом и комитентом. Из предложенного законодательного акта ничего не вышло. Аукционный рынок, как заметил один из комментаторов, остался местом, «где взрослые люди могут, если захотят, совершить сколько угодно частных нелогичных поступков».