Как раз перед войной с эскимосами

«Я и подумать не могла, что ты можешь быть такой мелочной», — сказала Селена, степени недовольства которой хватило лишь на то, чтобы употребить слово «мелочный», но не подчеркнуть его интонационно.

«Теперь ты в курсе», — сказала Джинни и открыла номер Вога прямо у себя перед носом. Она держала журнал в таком положении, пока Селена не вышла из комнаты, затем отложила его обратно на радиоприемник. Она оглядела комнату, мысленно переставляя мебель, избавляясь от настольных ламп, убирая искусственные цветы. По ее мнению, весь антураж производил отвратительное впечатление — дорогой, но все равно никуда ни годный. Внезапно, мужской голос прокричал из другой части квартиры: «Эрик, ты что ли?»

Джинни подумала, что это, должно быть, брат Селены, которого она раньше никогда не видела. Она скрестила свои длинные ноги, пристроила край пальто поверх коленей и стала ждать.

Молодой человек в очках и пижаме без тапочек ворвался в комнату, рот у него был открыт. «Ой. Я думал это Эрик, вот черт», — сказал он. Не останавливаясь, ужасно сутулясь, он продолжил движение по комнате, баюкая нечто в прижатой к узкой груди руке. Он присел на свободный край дивана. «Только что порезал себе чертов палец», — заявил он довольно воинственно. Он взглянул на Джинни, будто бы вовсе не удивленный ее присутствием. «Когда‑нибудь резала палец? Прям до кости, ну?» — спросил он. Его громкий голос был исполнен неподдельной мольбы, как будто Джинни своим ответом могла избавить его от неких, требующих полной самоотдачи, изысканий.

Джинни уставилась на него. «Ну не совсем до самой кости, — ответила она, — но я как‑то поранила себя». Это был самый забавный мальчик, или мужчина — было очень трудно отнести его к то или иной категории — из всех, кого она видела. Его волосы были сильно всклокочены. На лице — двухдневной длины реденькая белобрысая бородка. Выглядел он, можно сказать, туповато. «Как ты его порезал?» — спросила она.

Он смотрел, слегка приоткрыв вялый рот, на пораненный палец. «Что?» — сказал он.

«Как ты его порезал?»

«Да бог его знает,» — сказал он, и его интонация указывала на то, что вопрос этот был для него безнадежно смутным. «Я полез за чем‑то в эту чертову мусорку, а она оказалась полной бритвенных лезвий».

«Ты — брат Селены?» — спросила Джинни.

«Да. Черт, я истекаю кровью. Никуда не уходи. Мне может понадобиться чертово переливание».

«Ты закрыл чем‑нибудь рану?»

Брат Селены слегка отодвинул пораненную руку от груди и явил ее Джинни на обозрение. «Только треклятой туалетной бумагой, — сказал он. — Прекратило течь. Как при бритье». Он снова взглянул на Джинни. «Ты вообще кто? — спросил он. — Подружка этой дурочки?»

«Мы одноклассницы».

«Да–а? Как тебя зовут?»

«Вирджиния Маннокс».

«Ты Джинни? — переспросил он, скосив на нее глаза через очки. — Ты Джинни Маннокс?»

«Да», — ответила Джинни, снимая ногу с колена.

Селенин брат вновь обратился к своему пальцу, привлекавшему все его внимание в этой комнате. «Я знаю твою сестру, — сказал он невозмутимо. — Чертова королева».

Джинни резко выпрямилась: «Кто?»

«Ты слышала».

«Никакая она не королева!»

«Черта с два», — сказал брат Селены.

«Не королева!»

«Она королева. Королева чертовых снобов…»

Джинни наблюдала, как он заглянул под толстые складки туалетной бумаги у себя на пальце.

«Да ты совсем не знаешь мою сестру».

«Да уж конечно».

«Как ее зовут? Ее имя?» — потребовала Джинни.

«Джоан… королева Джоан».

Джинни помолчала. «Как она выглядит?» — внезапно выпалила она.

Молчание.

«Как она выглядит?» — повторила Джинни.

«Если бы она выглядела хотя бы вполовину того, что она про себя думает, ей бы чертовски повезло», — ответил брат Селены.

Про себя Джинни подумала, что этот ответ прозвучал в общем‑то интересно. «Я что‑то никогда не слышала, чтобы она говорила про тебя», — сказала она.

«О, это меня беспокоит. Чертовски беспокоит».

«Впрочем, она все равно помолвлена, — сказала Джинни наблюдая за ним. — Она выходит замуж в следующем месяце».

«За кого?» — спросил он, поднимая глаза.

Джинни в полной мере воспользовалась этим проявлением внимания. «Ты его не знаешь».

Он продолжил ковыряться в своей изображавшей бинты бумажной мешанине. «Жаль его», — сказал он.

Джинни хмыкнула.

«Палец еще вовсю течет. Думаешь, надо его чем‑нибудь обработать? Вот только чем? Меркурохром пойдет?»

«Лучше йод», — сказала Джинни. Затем, почувствовав, что ее ответ прозвучал слишком миролюбиво в сложившихся обстоятельствах, добавила: — «Меркурохром тут совершенно не подходит».

«Почему это? Что с ним не так?»

«Он просто не подходит для этих целей, вот и все. Тебе нужен йод».

Он взглянул на Джинни. «Но ведь йод жжет, правда? — спросил он. — Ведь он чертовски сильно жжет?»

«Да жжет, — сказала Джинни, — но от этого не умирают».

По–видимому не тронутый тоном Джинни, брат Селены обратился к своему пальцу. «Я не люблю, когда жжет», — сказал он.

«Никто не любит».

Он кивнул утвердительно. «Ага», — сказал он.

Джинни наблюдала за ним с минуту. «Прекрати трогать палец», — сказала она внезапно.