Как разбудить в себе Шекспира. Драмтренировка для первой пьесы

КАТЯ. Да везде. Начальство. Никому вы не нужны.

САША. Зато теперь не унижают.

КАТЯ. Ну и…

Не находит злых слов.

САША. Что?! Что?!

КАТЯ. Молчи. Умер – молчи уже.

САША. Молчу. Замолчал уже. Все.

Нереальный, приснившийся диалог мы встречаем и в пьесе Дмитрия Богославского «Тихий шорох уходящих шагов». Герой хочет узнать у умершего отца, любил ли тот его. Но «отец» не отвечает на вопрос, прячется за хозяйственными указаниями, а потом укладывает сына спать и накрывает его одеялом – и в этом действии есть ответ.

ДМИТРИЧ. Колодец почистить нужно, запустил ты его совсем.

АЛЕКСАНДР. Да я как-то…

ДМИТРИЧ. Говорю – почистить нужно, значит, возьми да почисти, знаешь как?

АЛЕКСАНДР. Знаю, ты же и учил.

ДМИТРИЧ. Значит не зря я жил.

Дмитрич смотрит на сына, ухмыляется.

ДМИТРИЧ. Да ладно тебе, два часа времени потратить, чего насупился?

АЛЕКСАНДР. Да я не от этого.

ДМИТРИЧ. А чего тогда?

АЛЕКСАНДР. Я спросить хочу.

ДМИТРИЧ. Спрашивай, а я расскажу. Берешь лестницу, лопатку, ведро, щетку железную.

АЛЕКСАНДР. Да я не об этом. Ты меня любил?

ДМИТРИЧ. От чудак-человек. Воду всю вычерпываешь и пошел щеткой по стенкам. Особенно где верхний слой воды, там самая грязь на стенках.

АЛЕКСАНДР. Ты меня любил?

ДМИТРИЧ. А на дне самая муть – ил, листики всякие, мусор, в общем. Лопаткой в ведро аккуратно собрал, прямо до родной чистой земли.

АЛЕКСАНДР. Если надо, то и земли немного снять, знаю. Ты меня любил?

ДМИТРИЧ. Да, а если надо, то и земли немного снять, пару сантиметров, чище будет.

АЛЕКСАНДР. Ты меня любил?!

ДМИТРИЧ. Не ори на отца! Ишь ты, пасть он будет разевать!

Диалог может одновременно быть и реальным, и нереальным, и в случае нереального (а мы достоверно так и не знаем, какой он) он содержит подтекст душевных терзаний героя, его чувства вины, страха накануне совращения. Гумберт, накормив Лолиту снотворным, бродит по гостинице и встречает на выходе странного господина, который мог оказаться Куильти. Господин обращается к Гумберту:

– Как же ты ее достал?

– Простите?

– Говорю: дождь перестал.

– Да, кажется.

– Я где-то видал эту девочку.

– Она моя дочь.

– Врешь – не дочь.

– Простите?

– Я говорю: роскошная ночь. Где ее мать?

– Умерла.

– Вот оно что. Жаль. Скажите, почему бы нам не пообедать завтра втроем? К тому времени вся эта сволочь разъедется.

– Я с ней тоже уеду. Спокойной ночи.

– Жаль. Я здорово пьян. Спокойной ночи. Этой вашей девочке нужно много сна. Сон – роза, как говорят в Персии. Хотите папиросу?

– Спасибо, сейчас не хочу.

В пьесе Анастасии Букреевой «Ганди молчал по субботам» у 16-летнего Мота разводятся родители. И Мот выражает свое отношение к этому тем, что приводит домой бездомную сумасшедшую, – подтекст содержит протест Мота, его гнев на родителей. Дедушку вся эта ситуация подталкивает к безумию и побегу. В диалогах, которые ведут члены семьи, поселяется асимметрия:

ПАПА. Лучше я скажу это сейчас. Я ухожу.

МОТ. Мама, я хочу бутерброд с селедочным маслом. Сделай, пожалуйста.

МАМА. Сегодня пельмени.

МОТ. Дедушка встал и демонстративно вышел.

Дедушка уходит.

МОТ. Сестры не было дома. Иначе бы она тоже ушла. Наверное. Карамелька ничего не поняла и ждала, когда папа даст ей свой пельмень. Но папа не давал. Он вообще ничего не съел в тот вечер.

Дедушка входит в комнату в старой военной форме.

МОТ. Деда, ты куда собрался?

ДЕДУШКА. На войну.

МОТ. Дед, на какую войну?

ДЕДУШКА. Буду защищать братьев-славян от фашистов.

МОТ. Мам, останови его.

МАМА. У нас нет селедочного масла. У нас только пельмени, сынок.

МОТ. Такой был дурацкий день.

В пьесе Оливии Дефо «Гробница малыша Тутанхамона» подросток Атланта накануне самоубийства закрашивает себя черным маркером и выливает на рисунки матери чернила, уничтожив всю ее работу за три месяца. Закрашивание маркером и тушью служит тут предвестником небытия, смерти Атланты. И ее мама Джейн бросается перерисовывать все, игнорируя похороны – так она переживает горе. Джейн отрицает реальность, уходит в мир комикса, в котором начинают происходить страшные вещи. Подтекст, выраженный в действии, и мир комикса, рассказывающий о горе потери, – вот примеры подтекста, использованного автором.

В сериале «Kidding» происходит продолжение ситуации с изменой Скотта. Ночью, перед сном, он решает признаться Дейдре в своей гомосексуальности. Но ему страшно признаться. И Дейдре страшно, что он признается, потому что тогда изменится все, и может произойти развод, а она боится этого больше всего, потому что сама в детстве пережила развод своих родителей. Она боится сделать несчастной их дочь – и в финальной реплике призывает Скотта последовать ее примеру и выполнять обязанности отца.

СКОТТ. Мне плохо.

ДЕЙДРА. Дыши в другую сторону, не собираюсь спать на раскладушке.