Дефне позировала уже час и стала понемногу уставать, к тому же от бокала вина ее клонило в сон, ей хотелось положить голову на валик кушетки, закрыть глаза и ни о чем не думать…
— Боже, Дефне, — вдруг услышала она голос Патрика, — ты первая женщина, которая так и норовит уснуть в моем присутствии.
Дефне приоткрыла один глаз и поняла, что вместо позирования, она с комфортом задремала, виновато заморгала и, неловко оправдываясь, попыталась сесть.
— Мне стыдно, прости, в самом деле, прихожу к тебе и в который раз впадаю в спячку.
Патрик заразительно засмеялся и отложил кисти.
— Мои модели, как правило, флиртуют и пытаются меня соблазнить, и только на тебя я действую как снотворное. Уж не знаю, радоваться мне или огорчаться? Ладно. На сегодня все. Возвращайся на работу. Может тебя подвезти, а то вдруг уснешь за рулем?
Дефне встала и потянулась, прогнувшись назад в пояснице, потом увидела, каким взглядом ее охватил Патрик, смутилась и… показала ему язык. Его глаза округлились, он попытался сдержать смех, но не смог и задорно захохотал, глядя, как она с достоинством, подобрав подол платья, удаляется в комнату.
Проводив ее, он вернулся в мастерскую, планируя еще поработать над портретом Дефне. Он не знал, что делать ему с этой девочкой, перевернувшей его жизнь, которая была гораздо проще, пока он держался от нее на расстоянии. Патрик был избалован вниманием прекрасной половины человечества еще с колледжа, девчонкам льстило быть хоть ненадолго подружкой Пошэ. И чем старше он становился, тем настойчивее было женское внимание, причину которого он понимал: красивая внешность, талант, успех и деньги, редко кого интересовал он сам, и еще реже девушке удавалось заинтересовать его. Они приходили и уходили, разные и одновременно ужасно похожие друг на друга в своих попытках прибрать его к рукам. Он давно привык к их уловкам, «разным женским штучкам», как он их называл, к которым они прибегали, пытаясь его заинтересовать и удержать возле себя. Седа обзывала его нехорошими словами и грозила расплатой за женские слезы, когда придет ОНА. Он смеялся, не веря в это и знакомя ее с очередной девушкой, ехидно спрашивал не ОНА ли это, и как он узнает, что ОНА пришла. Седа крутила у виска и отвечала, что он сам поймет, когда это случится.
Но он не понял… Когда увидел у Вудстоков, как эта пичужка отрешенно сидит за своим рисованием, просто не смог пройти мимо, ему и в голову не пришло, что, оторвавшись от своего рисунка, ОНА посмотрела на него своими печальными бездонными глазами. Что-то в груди его дрогнуло, и он увидел в этих удивительных янтарных глазах ее боль, одиночество, потерянность и захотел помочь, защитить ее от этого незнакомого, часто жестокого мира, в котором она оказалась, Седа всегда говорила, что у него где-то глубоко внутри – только никто не знал где – бьется доброе сердце. Он сам себе удивлялся, взял над ней шефство, и помогал совершенно бескорыстно, не ожидая ничего взамен, издали наблюдая, как она меняется, становится уверенной в себе и хорошеет. Она мило краснела и смущалась при встречах, ее тело невольно выдавало интерес к нему, но она не делала ничего, чтобы к нему приблизиться. Он не понимал, почему его так влекло к ней, и если бы был суеверным, решил бы, что она его приворожила, а может просто ее чистота и естественность ‒ редкие качества в женщинах его круга – так действовали на него.
Дефне провела остаток рабочего дня за делами, стараясь не думать о том, что сейчас Омер делает в ее доме, и как Мерт примет его отъезд. Ей удалось блокировать их вчерашний разговор и его признания, потому что мысль о них причиняло такую боль, что она просто боялась за себя. Возможно, через какое-то время она сможет, разделив информацию на части, понемногу анализировать ее, и научится, в конце концов, жить с этим. При мысли о том, что он носил это в себе столько времени, пряча от других, ей стало жаль его. Их дороги расходятся, пусть уезжает и делает, что хочет, а если очередной доброжелатель приведет к ней еще одну Франческу, больнее ей уже не станет.