Как рождаются эмоции. Революция в понимании мозга и управлении эмоциями

Эмоции — это социальная реальность. Мы конструируем случаи эмоций точно таким же образом, как цвета, падающие деревья и деньги: используя систему понятий, которая реализована в нейронной сети мозга. Мы преобразуем сенсорные сигналы от тела и мира, которые независимы от субъекта восприятия, в случай (например) счастья в контексте понятия «счастье», находящегося в многочисленных людских умах. Понятие приписывает новые функции этим ощущениям, создавая реальность, которой до этого не было: переживание или восприятие эмоции.

Вместо того чтобы спрашивать: «Реальны ли эмоции?», лучше спросить: «Как эмоции становятся реальными?» В идеале ответом служит строительство мостика от биологии мозга и тела (как интероцепция) к повседневным житейским понятиям нашей жизни — таким как «страх» и «счастье».

Эмоции становятся реальными для нас с помощью двух человеческих способностей, которые являются необходимыми условиями для социальной реальности. Во-первых, вам нужна группа людей, соглашающаяся с тем, что какое-то понятие существует — например, «цветок», «наличные» или «счастье». Такое разделяемое знание называется коллективной интенциональностью[299]. Большинство людей редко думает о коллективной интенциональности, тем не менее это фундамент каждого общества. Даже ваше собственное имя становится реальным посредством коллективной интенциональности[300].

С моей точки зрения категории эмоций становятся реальными посредством коллективной интенциональности. Чтобы сообщить кому-нибудь другому, что вы разгневаны, у вас обоих должно иметься разделяемое понимание «гнева». Если люди соглашаются, что некоторая совокупность мимических движений и сердечно-сосудистых изменений в определенном контексте является гневом, то так оно и есть. Вам не нужно явным образом знать о таком соглашении. Вам даже не нужно соглашаться с тем, является ли некий конкретный случай гневом или нет. Вам нужно только согласиться в принципе, что гнев существует и у него есть определенные функции. С этого момента люди могут передавать друг другу информацию об этом понятии настолько эффективно, что гнев кажется врожденным. Если я и вы соглашаемся, что в данном контексте нахмуренная бровь означает гнев, и я хмурю бровь, я эффективно делюсь с вами информацией. Само по себе мое движение доносит до вас гнев не больше, чем вибрации воздуха доносят звук. Вследствие того, что мы разделяем понятие, мое движение инициирует соответствующее предсказание в вашем мозге… метод волшебства, характерный для людей. Это категоризация как совместное действие[301].

Коллективная интенциональность необходима для социальной реальности, однако этого недостаточно. Некоторые животные способны к рудиментарным формам коллективной интенциональности, но без социальной реальности. Муравьи работают совместно, и это же делают пчелы. Стаи птиц и косяки рыб двигаются синхронно. Некоторые группы шимпанзе используют инструменты — например, палки для доставания и поедания термитов и камни для разбивания орехов, и это применение передается потомкам. Выглядит так, что шимпанзе даже освоили понятие «инструмент», осознав, что объекты, выглядящие по-разному, можно использовать для общей цели — например, чтобы получить еду.

Однако люди уникальны, поскольку наша коллективная интенциональность включает ментальные понятия. Мы можем посмотреть на молоток, цепную пилу, нож для колки льда и категоризировать их как «инструменты», а затем поменять точку зрения и категоризировать их как «орудия убийства». Мы можем придать функции, которые иначе бы не существовали, изобретая таким образом реальность. Мы можем делать такое волшебство, поскольку у нас есть второе необходимое условие для социальной реальности: язык.

Никакие другие животные не имеют коллективной интенциональности в сочетании со словами. Несколько видов животных обладают своего рода символической коммуникацией. Похоже, что слоны общаются с помощью низкочастотных звуков, которые могут разноситься на милю. Некоторые человекообразные обезьяны, похоже, ограниченно используют язык знаков, примерно на уровне двухлетнего ребенка, который обычно связан с получением вознаграждения. Однако только люди имеют одновременно и язык, и коллективную интенциональность. Эти две способности сложным путем опираются друг на друга, позволяя ребенку загрузить систему понятий в свой мозг, изменяя в ходе этого процесса сеть связей в мозге. Это сочетание также позволяет людям выполнять совместную категоризацию, которая является базой для коммуникации и влияния социальной среды[302].