«Охранник» повёл её между занятыми местами, придерживая за талию. Жест – предупреждение, которому – подумать только! – не перечили, которому внимали с единогласной покорностью. «Девочка твоя, мы не претендуем», - сквозило в их выражениях невысказанное принятие. Она не сопротивлялась: придерживалась выстроенной ей же легенды.
Возле сцены как раз пустовал столик с диваном.
— Ани, любимая, захвати вина и присоединяйся.
Проститутка нарисовалась сбоку. Пушистые ресницы дрогнули, всего на долю секунды заиграли желваки, а после губы сложились в обворожительную улыбку. Она беззастенчиво потёрлась бедром о пах мужчины. Эйвилин же стиснула зубы, жалея, что нельзя обрушить под ними пол силой мысли.
— Белого или красного? Полусухого или игристого?
— Солнышко, у тебя память отшибло? Я пью сухое красное.
Ани хихикнула. С нажимом царапнула его по щеке заострённым ноготком, и между строк размыто промелькнуло подавленное побуждение разодрать его морду в месиво.
— Для спутницы, глупышка. Побудь хоть сегодня обходительным.
— Белого игристого, – распорядилась Эйвилин, предвосхищая ссору.
Она, не дожидаясь приглашения и поданной по этикету руки, уселась в кресло. Его частично закрывала занавесь, что предотвращало излишнее внимание. При этом благодаря положению ей открывался отменный вид «из первых рядов». К сожалению или к счастью, они застали «антракт».
Неприязнь проститутки к Малси флёром витала над ними. И если Эйвилин узнала о ней из разговора женщины с Лис, иначе раскусить её было бы непростой задачкой, то мужчина в меру природной догадливости не мог не понимать, до какой степени к нему натянуто относились.
Игнорировал?
Он сжал предплечье Ани, не давая ей отстраниться. До красных следов на коже. До болезненного хрипа. Как с Эйвилин в комнате, ничто не предвещало вспышки агрессии. Ей живо представилось своё же негодование: он смел касаться её без разрешения! – и пришедшая на смену загнанность, когда она врезала ему по челюсти. Ани не понадобилось нарываться, провоцируя реакцию; в его хватке она затряслась осиновым листочком на ветру. Она абсолютно точно его боялась – причём почище, чем ненавидела.
— Дорогуша, что за вседозволенность? Мой крест не распространяется на мно-о-огие вещи, которые я могу с тобой сделать. И подружка ничем не поможет, - проговорил он, мазнув языком по её скуле.
— Ты уверен? – подала голос принцесса. Малси перевёл на неё тёмный взгляд. – Повторишь то же самое перед Лис? Ты ведь перед ней по-собачьи на задних лапках пляшешь.
Под внешней безмятежностью рвалось и клокотало. Она не сочла его предупреждение блефом – что-то уверяло, что люди его натуры впустую угрозами не разбрасывались, - но под осязаемым мандражом Ани не устояла перед подначиванием.
Крылья его носа затрепетали. Проститутка посмотрела умоляюще, затравленно.
Эйвилин с деланным равнодушием положила подбородок на запястье. Надменная как в прошлом. Не забитый зверёк – женщина императорской крови, по чьему приказу рушились судьбы неугодных. Страх вдруг испарился, исчерпался без остатка деревянной ложкой, которая чиркнула по дну и разломилась надвое. Всё в ней в один момент покрылось ледяной коркой.
Горло защекотал смех. Бывает, что комок нервов в человеке расплетается ровными нитями по мановению волшебной палочки? Переживания раскатываются в пласт, трясучка сходит на «нет», несмелость рассыпается снежной крошкой – и без предисловий? Копилось-копилось, зрело, травило, чтобы негаданно пропасть, разливая после себя пустоту!
Ни облегчения, ни эйфории – ни-че-го. Лишь холод, наводящий в просторах разума промёрзшее царство.
И звенящее в нём постижение: она до одури замучалась подстраиваться, позориться слабостью, убегать – от преступников-революционеров, от Малси, от реальности. Произошедшее не сломанный механизм, не рваная рана – его нельзя починить, невозможно зашить.
Смириться.
Либо исправить то, что есть возможность исправить.
Её отвлёк бой барабанов, под который на лентах с балки под потолком спускались артистки. На периферии Ани заметалась в нежеланных объятиях и с неожиданным для неё напором поцеловала мужчину. Он оттолкнул.
— Ах ты сука…
Шёпот получился булькающим. Изо рта Малси вместе со слюной тягучей струйкой капала фиолетовая жидкость.
Ани утёрлась тыльной стороной ладони и, поддержав его под мышки, довела до дивана. Белки порозовели от лопнувших капилляров, ресницы затрепетали. Он предпринял слабую попытку подняться.
— Простейший дурман. Через четверть часа его начнёт отпускать, - произнесла женщина тихо. – Мне показалось, вам тоже неприятна его компания. Наслаждайтесь представлением и ни о чём не беспокойтесь, мисс. Спасибо, что вступились. Иногда он перегибает.
Она вклинилась в толпу посетителей и работниц борделя, слившись с ней, а Эйвилин, не слыша ничего, кроме сердца в ушах, ощупала карманы Малси.