Как обычно я шел по маршруту осмотра ловушек, не подозревая что потерял статус хищника. Я услышал два детских голоса, наполненных как положено в эти годы беспечностью и любопытством ко всему происходящему. Пригнувшись за бугром, я попытался на звук определить направление мальчишек, зашедших так далеко. Тихая и спокойная жизнь научила меня прислушиваться к тем вещам, на которые обычно не обращали внимания. Но когда я подтвердил свои домыслы визуальным наблюдением, я потерял себя. Что-то большое, гораздо больше, чем сердце, начало проворачиваться внутри моей грудной клетки. Эта боль буквально изнутри разрывало легкие, от чего я не мог глотнуть воздух. Ноги подкосились, а руки перестали слушаться, ударившись в безумный дикий танец, оттачивая глупый несуразный ритм. Как психически неуравновешенный, жертва самого плачевного из всех диагноза, я открыл рот и дергал им как рыба на суше. Я не мог ничего поделать с самим собой. Кто-то другой управлял моим телом, я потерял контроль. Последняя битва велась за разум, но горький привкус поражения уже назойливо омывал мои десна.
Я понимал, что путь мальчишек лежит через ловушку, которую я вырыл не для них, но для себя. Оба невиновных в моих душевных терзаниях были подвержены угрозе их жизни, а если кто-то и спасется, неминуемо оставшись калекой, то я не смогу его отпустить, ведь тогда начнется охота на нас. Я не смогу пережить расставание с Евой. Остановить я их тоже не мог. Кто-то из взрослых наверняка мог заинтересоваться рассказами про лесного Робинзона. Я почувствовал, как остро встает вопрос о жизни и смерти. Как и положено, он застал меня врасплох. Жизнь мальчишек, повышало вероятность далеко не самого счастливого конца совместной жизни с моим идеалом. И только смерть свидетелей счастливой жизни могла ее сохранить. Подобно весам, которые не способны находиться в равновесии, я метался из одного состояния в другое: убить и выжить или умереть с чистым сердцем.
Когда до принятия решения оставались считаные минуты, сложившаяся ситуация буквально раздавила меня. Я лежал не в состоянии принять хоть какие-то меры. Мой слух предательски усилился. Счастливый переливающийся детский смех стал эхом отражаться внутри головы. Я закрыл глаза, но все равно видел их улыбки. Я просто ждал.
И только теперь спустя столько время я понял, чего именно я ждал. Я ждал ее. Ждал всю свою жизнь. Ждал в этот момент. Я не могу ее потерять…
Я был уверен, что это извергали свое недовольство боги. Грохот и крик двух тысяч сумасшедших заполнили лес. Страх, который чувствовался в воздухе проник в молодые сердца. Шум нарастал. Казалось бы, весь лес принял участие в этой игре. Деревья топтали, ветки звенели листьями, а звери визгом исполняли боевой клич. Я услышал крик ужаса и удаляющиеся шлепки ног по сухой земле. Мальчишки спасены ценой обмана и страха.
Я набрался мужества, чтобы выглянуть из-за своего укрытия и поблагодарить спасителя невинных душ, но я никого не увидел. Неужели я планомерно схожу с ума?
– Бу-у! – на меня напрыгнуло сзади нечто столь ужасное, что, невольно поддавшись страху я крикнул, как маленькая напуганная девочка. Подскочив на ноги, я уже практически ринулся вслед за уцелевшими детьми.
Это очень сильно рассмешило Еву, и она сняла маску, сшитую из шкур разных животных, которых нам только удавалось поймать: заяц, белка, дикий кабан, косуля и всего лишь несколько раз лиса.
– Я готовила этот наряду же давно. Хотела тебя напугать – но даже в данной ситуации это получилось – а я и не знала, что ты такой трусиха! – девушка громко засмеялась. Ее смех вернул меня к жизни.
Я был счастлив, что эта девушка меня спасла, уже второй раз. Я в неоплатном долгу перед ней.
Все, казалось, закончилось хорошо. Выбор был сделан, но, как я уже говорил, скоро нагрянут последствия.
Скрытая жестокость
Этот вечер был особенно теплым. Южный ветерок, который то и дело срывался, нежно ласкал локоны ее волос. Ева закрыла глаза и глубоко задумалась. Степень погружения в мысли можно было определить по улыбке, которая внезапно пропала.
– Ты бы и правда дал им попасться в ловушку?
Мы лежали возле костра на импровизированном лежаке и рассматривали звезды в поиске пристанища двум сумасшедшим. Здорово было бы поселиться на вон той далекой светящейся штуке, чтобы нас никто и никогда не нашел. Хотя, человек та еще зараза, вечно лезет туда, где его не ждут.
– Я не знаю – выкинул в воздух я свое вранье – я думал о тебе, о нас. Останови я их, и… и последствия могли бы быть непредсказуемыми. Нас могли разлучить – почти шепотом я закончил свое глупое оправдание. Еще никогда я не врал Еве, и чувство от этого было отвратным.
– Антош, но ведь тебя самого посадили в клетку, хотя ты не считаешь себя виноватым. Наказание без вины! Зачем порождать несправедливость?
Я не знал, что сказать. Я был подавлен. Чувство, что мой идеальный мир первый раз пошатнулся, пробудило тревогу. Я повяз с головой в своих утопических бреднях и не видел сущность происходящего. Я слепо защищал то, что сам никогда не видел.