Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя

По определению Лакана, на этой стадии, начинающейся в возрасте полугода, ребенок, видя собственное отражение в зеркале, воспринимает свое тело целиком и осознает себя как единую сущность. В первые полгода жизни ребенок не ощущает себя как индивидуальность и воспринимает себя состоящим из кусков. Видя себя в зеркале, ребенок противопоставляет целостность своего отражения собственному ощущению «раздробленного тела» [Finkelstein 1996: 235].

Дали был лично знаком с Лаканом; они обменивались идеями и оказывали влияние друг на друга[49]. Художника увлекла идея Лакана о «раздробленном теле». В «50 магических секретах мастерства» Дали рассуждает о Ван Гоге, отрезавшем себе ухо:

Ван Гог был сумасшедшим и потому бессмысленно, великодушно и бескорыстно отрезал себе бритвой левое ухо. Я отнюдь не сумасшедший и все же готов отрезать правую руку, но отнюдь не задаром: я согласен это сделать при условии, что мне дано будет увидеть Вермеера Делфтского, который сидит за мольбертом и увлеченно работает [Дали 2002: 13].

Психоаналитическая трактовка «Носа» уже рассматривалась в главе 5, но сейчас следует упомянуть, что идеи Лакана о «стадии зеркала» и «раздробленном теле» соотносятся с сюжетом повести «Нос» и первоначальным намерением «Гоголя» озаглавить повесть «Сон», поскольку они проливают свет на роль зеркала в повести. Ковалев постоянно смотрит на себя в зеркало (семь раз, в основном после пробуждения). Согласно Лакану, «раздробленное тело» проявляет себя главным образом в сновидениях, тем самым создавая «чувство внезапной дезинтеграции личности» [Lacan 1966:97].

В «Носе» раздробление тела представляет собой основное событие сюжета, но и в других произведениях Гоголя части тела и предметы одежды подчас отделяются от своих владельцев и время от времени исчезают. Усы, бакенбарды, рукава, шляпы и башмаки прогуливаются по Петербургу в начале «Невского проспекта». Люди с отсутствующими частями лица появляются в украинских повестях Гоголя: «…у Ивана Никифоровича глаза маленькие, желтоватые, совершенно пропадающие между густых бровей и пухлых щек» («Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», 1834). В «Мертвых душах» «у Манилова от радости остались только нос да губы на лице, глаза совершенно исчезли» [6: 140]. Другой персонаж поэмы, Ноздрев, жульничавший во время игры в карты, «иногда возвращался только с одной бакенбардой, которая скоро вырастала вновь» [6:70]. В «Мертвых душах» встречается следующий портрет: «Тень со светом перемешалась совершенно, и, казалось, самые предметы перемешалися тоже. Пестрый шлагбаум принял какой-то неопределенный цвет; усы у стоявшего на часах солдата казались на лбу и гораздо выше глаз, а носа как будто не было вовсе» [6: 130].

Подобно Гоголю, Дали экспериментировал с перестановкой частей тела. Его картина «Дематериализация под носом у Нерона» (1947) изображает мраморный бюст Нерона, нос у которого перенесен с лица на шею. В выполненном Дали гипсовом слепке классического бюста «Оторинологическая голова Венеры» (1964; 1970) нос и ухо у Венеры поменяны местами.

События повести Гоголя – отделение носа от лица майора Ковалева и его независимое существование в обличье статского советника – могут рассматриваться как сюрреальные. Часто указывалось, что нос превращается в статского советника, а затем статский советник превращается в нос [Анненский 1979: 8-10; Shukman 1989: 64]. Но на самом деле мы как читатели «Носа» не видим никаких трансформаций. Самое удивительное в повести Гоголя то, что нос является статским советником, а статский советник является носом.