Как слышно

Отец и Глеб устроились на диване перед экраном с диагональю сто тридцать дюймов. Выключенный экран отражал их самих, тонущих в кожаной ткани, отражал кривыми черными силуэтами.

– С проверкой, Глеб, история простая. Учти, тебе неприятно будет слышать.

Шершавая кожа дивана заскрипела. Глеб ерзал.

– Неважно.

– О’кей. – Отец произносил «о’кей» растянуто, якобы по-английски. – Тут нечего объяснять особо. Твоя мама мне позвонила и сказала, чтобы я все тебе подписал, иначе сам пожалею. Я ответил: прекрати, Света, страдать фигней. Она не отреагировала. А через четыре дня у меня внеплановая проверка. С осмотром. Фактически с обыском то есть на работе. При клиентах. Ничего не нашли, конечно. Но мне звонил потом знакомый твоей мамы… он и мой тоже немного знакомый, ну, из прошлого… Спрашивал, не грубили ли ребята. Намекнул, как они любят намекать, со всей сволочизмой, чтобы я отцовские обязательства соблюдал. А тебе мама что говорила?

Глеб сидел неподвижно.

– Что она тебя прикрывала по какому-то старому уговору и просто перестала. Прикрывать.

Отец заржал. Слишком звонко, слишком по-лошадиному, так что чуть задрожали огромные колонки по углам гостиной.

– Какому уговору? Я этот бизнес начал, когда мы уже развелись.

Глеб мельком взглянул на отца – тот был снова красный, как тогда.

– Если серьезно… тебе уже восемнадцатый год, может, ты у меня поживешь какое-то время? У мамы вон командировки… – затараторил отец. – Про согласие забей, решил и решил ты ехать. Как хочешь, я не против. Полная свобода, Глеб.

Глеб молчал.

– Ладно, делай как знаешь, я просто… Хочешь, кстати, я тебе на поездку денег подкину?

Глеб пожал плечами, уставившись в пустой экран на свое и отцовское отражение: неправильное отражение, прерывистое, нарушающее законы обычной геометрии.

СРЕДА, 25 АВГУСТА

17:55. ВИЗЫ – ПОСОЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В КОРОЛЕВСТВЕ БЕЛЬГИЯ

В долгожданный выходной Глеб изучал документы для визы, а потом наконец-то словился с Надей. Надя была в легкой футболке с логотипом ЦСКА, из-за сильного ветра быстро замерзла, и Глеб позвал ее домой. Он и сам озяб: Цветной бульвар с севера продувался, как всегда, лихо. Мама еще куковала в командировке. Глеб налаживал быт по-своему: покупал обычный нарезной батон вместо багета, к нему копченой колбасы, готовил яичницу и ловил себя на мысли, что ему нравится такая жизнь. «С папой в его фешенебельной двушке было бы тесно», – рассуждал Глеб. Ему не верилось до конца в отцовскую версию. Последнее время мало кому верилось. Разве что Наде почему-то. Она пришла загорелая, с отросшими волосами, зеленовато-соломенными, как у русалки. В таких случаях обычно говорят: вся светится. И Глеб мигом понял, что с Надей можно беседовать начистоту, но все равно выждал, пока они доберутся до дома.

– Что за игры с Вованом у вас? То он меня просил словиться вдвоем, то ты просишь его не звать? Хотя, вообще, я догадываюсь.

– Догадываешься, – повторила Надя, садясь за стол.

Глеб отправился делать бутерброды. Он вынимал по Надиной просьбе из колбасы сальные прожилки и складывал их в рюмку для яиц – решил после пожарить с картошкой. Колбаса ведь в магазе попалась отменная, брауншвейгская сырокопченая – карамель с белой глазурью, только мясная.

– Ты давно знала, что Вован заряжается? – спросил Глеб.

– Весной он мне признался, что попробовал. Я тогда тебе еще написала, помнишь? Он требовал не говорить. Хэзэ, я не очень-то контролировала и не отдупляла сама, что с ним за трансформация психики… в июле где-то пришла к нему… он так затопал по полу… по полу затопал, не знаю.

Глеб сел напротив Нади и поставил перед ней тарелку с двумя бутербродами. Надя не трогала бутерброды, смотрела на них, словно пыталась прочитать какую-то надпись, которая складывалась из дырок в кружках колбасы. Глеб спросил, нюхает ли Володя сейчас, после сплава. Надя сказала, что не знает, что они расстались, так как на пятый день сплава Володя устроил дебош. Докопался до смазливого новичка, якобы тот к Наде подкатывал. Володя носился за парнишкой дерганый и грозил, что у него связи, что засадит в тюрьму.

– А ты знаешь, как я это ненавижу. Когда угрожают своими привилегиями. Я же сама… – Надя осеклась.

Глеб только и ответил:

– Угу. Грустно.

– Да нет, я уже ок. Это он мне писал потом и нес дичь. Ему в клинику надо, в рехаб, а он скрывает, родители же занятые, не замечают. Стучать им, я прикидывала, может, и стоит, но пока не хочу.

– Стучать всегда дерьмово, – согласился Глеб. Он потягивал чай, раздумывая о предстоящем задании от начальника.

Надя пробормотала:

– Родаки наседают, но я по-любому пойду в водное училище, пусть убьются, а буду капитанкой хоть катера.

Глеб сделал большой глоток.

– Как твоя Аня, кстати? Созваниваетесь? Ты стал молчаливый.

– Может, посмотрим что-нибудь забавное?