Их так и похоронили вместе, и сейчас, с серого полированного гранита памятника, сметают нападавшие жёлтые осенние листья и расправляют букет роскошных белых хризантем, двое. В пожилой, но хорошо выглядящей женщине, можно узнать Маргошкину маму, а вот у широкоплечего высокого парня, лицо поразительно схоже с Мишкиным портретом на памятнике. Только Мишка был сероглазым блондином, а у мальчика глаза как вишни, и волосы цвета воронова крыла. Зовут его тоже Михаил - Михаил Куприянов.
Он ободряюще приобнимает женщину за плечи, и взяв букет бордовых роз, уходит вглубь кладбища...
Галка - красивая, слабохарактерная, сентиментальная девочка - это её сын.
Там на пустыре, увидев свет фар Мишкиной машины, она вдруг поняла, что совсем не хочет его убивать. Ей нужно доказать Мишке, что он гад и козёл, но убивать, чтобы он стал холодным, ничего не чувствующим куском мяса - нет, ни в коем случае.
И она, пряча пистолет, заявила Гуле: "Всё отменяется, я передумала" - но та её слушать не стала, обозвала глупой толстой коровой и оттолкнула в сторону.
И уж совсем не входило в Галкины планы стрелять в эту тощую дурочку Маргошку.
И тот Гулин выстрел пробил не только Маргошкино сердце, но и Галкину душу.
Увидев, как девчонка заваливается Мишке на руки, она с криком: "Что ты наделала тварь" - кинулась на Гулю, пытаясь отобрать у неё пистолет. Но та, зашипев гадюкой, извернулась и ударила её сначала кулаком в горло, а потом так приложила Галку пистолетом по затылку, что очнулась она не скоро.
Она видела их там, лежащими у машины, но подойти близко и посмотреть в лица, ей не хватило духу.
Галка не нажимала на курок, но чувство вины разъедало её душу, ей каждую ночь снилась Маргошка, бесконечно долго падающая в Мишкины объятья.
Наверное, Галке можно было бы помочь: психоаналитик, лечение в хорошей клинике - но кому она была нужна... а тут ещё очередной оскал суки-судьбы. Галка оказалась беременной.
В том положении, в котором находилась эта девочка: без твёрдого заработка, без кола и двора - она совершила настоящий гражданский подвиг, родила Мишкиного сына.
Одинокая и беспомощная, с искалеченной психикой, с маленьким ребёнком на руках, не привыкшая бороться с трудностями - она не справилась. Августовским вечером, она принесла двухмесячного Мишку родителям Маргошки. Галка вручила растерянной Маргошкиной матери пищащий свёрток:
- Это Мишкин сын, его тоже зовут Миша.
У Галки всё ещё оставался купленный у Гули пистолет...
Они так и остались вечно-молодыми ангелами девяностых - Галка, Мишка и Маргошка.
Как соль... или Ангелы девяностых
А мы не ангелы, парень!
Нет, мы не ангелы.
Темные твари, и сорваны планки нам.
Если нас спросят
Чего мы хотели бы?
Мы бы взлетели
Мы бы взлетели...*
* Агата Кристи&БИ-2
Михаил Басаргин
В ночной тишине тикал будильник, обычно, его мерное "тик-так" навевало Мишке сладкую дрёму, но сегодня сон не шёл, беспокоили плохие предчувствия, а выспаться надо бы. Назавтра, на территории заброшенного цементного завода, Жорик Бочаров, местный авторитет, назначил стрелку Алику Хванчкаре - рынок делить. Хачики совсем обнаглели, отказываются баблосы отстёгивать за крышу. Жорик собирался призвать их к порядку, и Мишка подозревал, миром этот разговор не закончится.
Под боком, уткнувшись ему под мышку золотистой макушкой, тихо дышала Маргошка, затаилась.
Мишка чувствовал, тоже не спит - тревожится.
Ничего он ей не рассказывал, но она такая, Маргошка - чуткая, всегда чувствует Мишкино настроение.
А Мишка нервничал. Да и как тут не нервничать - Жорку неимоверно бесили Мишкины рассудительность и спокойный нрав. И не раз, с перекошенной красной мордой, он орал на Мишку: "Что ты как баба политесы разводишь, ты этим барыгам ещё в ножки поклонись! Им в зубы, да с носка - чтоб место знали! Жёстче, жёстче действуй - бабки на крови месят, снимай белые перчатки, чистоплюй!". Но Мишка не хотел почём зря кровь лить, и старался договориться миром.
И вот теперь он предполагал, что Жорик им легко пожертвует, да что там предполагал - знал.
- Эх, и не откажешься - пацанская честь не позволяет.
Прошла жизнь, и что хорошего он в ней видел? - мама врач скорой, в две смены горбатилась, всё тянула сына - так и померла на работе. Да вот, Маргошка, солнечная девочка, если убьют, одна о нём и вспомнит.
- Маргош...
- У-у
- В ванной в левом углу плитка отодвигается, там деньги.
- Зачем мне это?
- Так, на всякий случай...
Маргоша теснее прижалась к Мишке, и положила лапку ему на грудь.
- Маргош, ты меня любишь?
- Люблю....
- А как?
Маргоша долго молчала, Мишка уже думал - не ответит. Но она, сжав лапку в кулачок, прошелестела:
- Как соль.
Вот же... нет чтоб сказать: до смерти, как солнце и луну, или ещё что-то красивое... - когда не надо, так шпарит стишками, не остановишь, а тут выпендриться решила. Мишка расстроился - вспомнит, как же - забудет через неделю.
- А ты?
- Что ты?
- Ты любишь?
- Нет, привык просто.
Маргошка обиженно засопела и отодвинулась, повернулась к Мишке спиной и сделала вид что уснула.
Утром Мишка, вполне ожидаемо, проспал. Разбудил его звук захлопнувшейся за Маргошкой двери.