Как спасать принцесс # 1. Волшебник Лагрикома. Том 2

– Не может быть. Кто пьет синий чай?

– Взгляните сами.

Я протягиваю руку к чашке, чтобы показать ему, и вдруг – кошмар! – я вскрикиваю от вспышки синего пламени, которое вырастает из чашки до моих глаз. Оно не обжигает, а приятно согревает и укрывает комнату волшебным, таинственным светом.

– Как… вам это удалось? – Его голос звучит так, будто ему с трудом удается подобрать слова.

– Что вы имеете в виду? Я ничего не дела…

– Как?? – требует он.

Я снова слышу тревожный звон, а в синем пламени на миг мелькает лицо Внутренней Ане.

– Переверни меня, – шепчет она и исчезает.

Перевернуть ее? Что это значит? Вот причуда!

В этот момент он наклоняется ко мне – и вдруг я понимаю смысл ее слов. Я поднимаю чашку с пламенем и переворачиваю. И вместе с чашкой вся комната переворачивается кверху полом, кроме нашего столика и нас. Мы словно замираем в пространстве – вне пространства. Когда из чашки выливается последняя капля пламени и падает куда-то в пустоту, свет гаснет. Мир гаснет. И в темноте, в тишине я слышу его слова над самым ухом:

– Без чая так без чая.

А потом – мои всхлипы в пустоте. Только всхлипы – потому что из моего рта не может пробиться крик: он сомкнут, скован, сжат под чем-то холодным, что сдавливает мне нижнюю половину лица и затылок. Я поднимаю руки, чтобы ощупать лицо, но внезапно что-то тяжелое, холодное, жесткое вцепляется мне в запястья, в щиколотки, тянет назад и вниз. Я падаю, копчик взрывается фейерверком боли. Я не могу сдержать рыдания, пытаюсь обнять себя за плечи, но мои путы сильны, они тянут назад. Я слышу звон – другой, это больше не звон колокольчика, это звон цепей.

Впереди – в стене? в двери? – вспыхивает небольшой квадрат белого света. Сначала он режет глаза, ослепляет, я отворачиваюсь – но в следующее мгновенье уже тянусь к нему, как погребенная бабочка, превозмогаю боль и тяжесть, встаю на колени, опираюсь руками на холодные камни пола – подземелья? – отрываю от них колени, боль пронзает спину, цепи режут запястья, но я держусь взглядом за свет крепче, чем держалась бы руками, и поднимаюсь. Спотыкаясь босыми ступнями о выбоины в каменном полу, волоча за собой цепи, я бреду вперед.

Медленно, медленно, белый квадрат увеличивается, увеличивается, и наконец я упираюсь руками в твердую, гладкую металлическую поверхность. Квадрат оказывается окошком в двери. Я вижу очертания круглой ручки, тяну за нее – не поддается. От отчаяния у меня внутри все обрывается. Я бью в дверь обеими руками – и она распахивается.

Первое, что я вижу, – черное стекло на стене и мое отражение в нем. Но я не могу поверить, что это я. С натугой поднимаю руку – она повторяет движение. На ней простая белая рубашка в пятнах и разрывах. Волосы спутались в ворново гнездо и висят паклями на лице, стелются сальными веревками по плечам. Из-за волос блестят дикие глаза внутри синевато-серых кругов. Кожа мертвецки бледная. Но самое страшное я оставляю напоследок. Я не хочу это видеть. Я не хочу это понимать. Я не хочу быть ею! «Выпустите меня, молю!» – кричу я в тюрьме своей головы, потому что не могу открыть рта. От подбородка до рта мое лицо обмотано металлической проволокой.

Это не я это не я это не могу быть я это я? Что случилось что со мной стало где я где я?

Свет у меня над головой потрескивает и несколько раз мигает. Выхожу в коридор, который идет перпендикулярно комнате у меня за спиной. Слева тупик, справа, в самом конце, – единственная дверь, такая же бледно-зеленая, как стены, пол и потолок. Стекло на стене передо мной идет по всей длине коридора. Все поверхности здесь безупречно гладкие, слегка блестящие в ярком свете белых трубок на потолке. Невероятно гладкие поверхности – таких не бывает и в королевском замке, не говоря уже о подземелье.

То тут, то там коридор загромождают инвалидные кресла, но не обычные, деревянные, а металлические, с черными кожаными сиденьями и подлокотниками. Такие же металлические столы, узкие и длинные, на маленьких колесиках. В высоких стойках прозрачные сосуды с жидкостью. Они перевернуты закупоренным горлышком вниз, от них тянутся тонкие, как будто стеклянные шнурки и стелются по полу, жидкость тихо собирается в лужи.

Я оглядываюсь на комнату, из которой вышла, – и свет гаснет.

Снова кромешный мрак. Тишина. Только неуютный звон моих цепей и дыхание, дыхание.

Свет зажигается, но теперь за стеклом на стене слева. И теперь это не яркий белый свет, а тусклый зеленый, который словно накатывает волной и спадает, накатывает и спадает.

За стеклом комната, выложенная крупной белой плиткой. Все блестит идеальными металлическими поверхностями: столы, ящики, шкафы, какие-то трубки, длинные-длинные иглы в невообразимых штуковинах, похожих на лапы насекомых, сосуды всевозможных размеров. Над одним столом сутулится человек в белых одеждах, спиной ко мне. Он чем-то занят, его руки двигаются, голова трясется. Никаких звуков из той комнаты не доносится, здесь вообще тишина.