Как стать богом

— А ни хрена не было, — говорит Петюня Федорчук, — Вдруг все начинают падать, а другие орут и бегают туда-сюда, как тараканы… — Да пош-шел ты, каз-зел! — шипит он с ненавистью и пинает в бок пуделя, который опять пытается приблизиться.

Пес, издавши ёкающий звук, отскакивает и опрометью бросается прочь. Он скачет вверх по бульвару, опустив голову, свесив уши до земли и уставив нос в снег, словно пытается обнаружить там что-нибудь жизненно для себя важное. Поводок волочится следом, подпрыгивая на замерзших какашках. Эль-де-през смотрит, как он бежит, и думает: взять его домой, Сережке-маленькому? То-то радости было бы. Но ведь и этого даже нельзя: аллергия, мать ее туда и сюда. Ну, что за жизнь такая паршивая, беспросветная! Ничего нельзя, и ничего впереди нет хорошего, кроме гнилых неприятностей… Он все еще смотрит вслед убегающему псу, когда начинают выть, сверкая огнями по площади налетевшие сразу с трех сторон «ноль-тройки» и милицейские «луноходы».

Лирическое отступление №6. «Геена Огненная»

Фрагмент лекции по «Инсинераторостроению» (инсинераторы — установки для термического обезвреживания опасных отходов) — II курс специальности «Обращение отходами», цикл «Введение в специальность».

… Я оттдёргиваю шторки и с заранее прикнопленного плаката на собравшихся, страшно и презрительно, слегка щуря свои безумные желтые глаза, уставляется жуткая Тварь. Тварь, действительно, жуткая… Вся в торжественно-тёмном пламенном ореоле, она молча кривит на сидящих в зале свою мерзкую пасть с двумя рядами ужасных острых зубов, с которых стекает… конечно, кровь! Человеческая кровь, сразу видно!

Изображение этой Твари я, когда готовился к лекциеи, сдуру, показал своему младшему брату — «разбойнику» Жене. Эх-х, лучше бы, я этого не делал! Мой совершенно бесстрашный младший брат тут же закатил глаза и свалился в эпилептическом припадке, хотя, эпилепсии, у него сроду не было. Даже не плакал… хоп, и уже лежит, трясётся. Ох, и испугался же я… Но, пронесло, брат быстро очухался.

Причём, такая же история была, когда дёрнул меня чёрт, помогая младшей дочери писать школьный реферат о профессии родителей — я показал ей служебное видео на предмет работы конструкций своих лучших в мире инсинераторов-крематоров. Это для отчетности снимали кремацию любимца детей — жирафа из зоопарка города Екатеринбурга. Он умер. Не насильственной смертью. Старенький уже был и просто вышел его срок, вот и умер… И естественно, в мой стандартный крематор для трупов бродячих собак и кошек, этот жираф целиком, ну, никак не залазил. Тогда, не теряя времени, работники зоопарка наняли двух местных Ахметок с бензопилами. На заднем дворе зоопарка, Слава Богу, без детских глаз, труп жирафа резали на куски, отдельно — шею, ноги, голову, хвост… и по куску закидывали в мой крематор. Горело хорошо! «Чёрного» дыма не было.

После страшной истерики дочь и её мама, моя жена Ира, со мною не разговаривали месяц. Ничего не помогало… ни объяснения, что это не я резал жирафа бензопилой, что надо кому-то делать и эту работу…

Мораль — не всё служебное кино стоит показывать детям. И взрослым, тоже!

* * *

В аудитории тишина. Детки прижали ушки и слышны только шепотки:

— Ой, мамочка, я боюсь-боюсь… ща, как бросится…

— Да, не ссы ты, она же нарисованная!

Торжественно возглашаю гнусавым голосом всем известного Гоблина:

— Ка-Хенном… Джаханнам… Гэй бен-Ином…

— … Земля сыновей Еннома… Место, где всегда горит огонь…. Благоволите, коллеги — Геена Огненная, собственной персоной! Символ Судного дня у иудеев, Сущего ада у мусульман и Второй смерти у христиан.

Делаю театральную паузу и продолжаю лекцию уже нормальным голосом:

— На самом деле, так называется узкая глубокая долина к юго-западу от Иерусалима, тянущаяся от города аж до Мёртвого моря. До прихода евреев в Ханаан эта долина принадлежала большой и дружной семье по фамилии Енном, отсюда варианты названия.

— … Две бабушки, два дедушки, тёща, мать, отец и пятеро их сыновей, плюс, три племяша по отцовской линии на обучении, ежедневно занимались тем, что на своих крепких и лохматых мулах, впряженных в широкие и длинные повозки, собирали и вывозили из жилищ, магазинчиков и ремесленных лавочек древнего Иерусалима разнообразные отходы — остатки растений, пищи, ткани, шкур и ещё много чего. Кроме человеческого дерьма, которое считалось удобрением и стоило очень дорого.

— … В общем, нормальные потомственные мусорщики. Они становились со своими повозками на перекрестках ханаанских селений, примерно в полдень, и гортанно возглашали:

— Эшпа! Никайон! Зевель! Лихлук! — и со всех дворов к ним неслись шустрые ханаанские мальчишки и шли степенные жёны-домохозяйки, с корзинами и мешками, набитыми отбросами.