Эстер не любила пруд, считала его слишком тоскливым и безмолвным. Она предпочитала свой украшенный цветами будуар или солнечный сад. В те дни Эстер временами боялась собственных мыслей. Ее как будто подталкивали к обрыву, и приходилось хвататься за соломинку, чтобы оставаться собой. Между Эстер и мужем росла недосказанность. О некоторых вещах они никогда не говорили, однако каждый знал, что другой днями и ночами прокручивает в голове определенные мысли. В глухие полночные часы Эстер, лежа без сна в постели, знала, что и Алек бодрствует. Она не раз слышала, как он ворочается, кашляет и бормочет сдавленные проклятия. Она не задавалась вопросом, о чем думает муж; она это знала. Знала, потому что и ей не давали спать те же мысли. О доброй Эмили Уолдерхерст, цветущей женщине, погруженной в мечты о необыкновенном счастье, которая не переставала изумляться и благодарить небеса в молитвах; о широких полях и просторных уютных домах; обо всем, что принадлежало и будет принадлежать маркизу Уолдерхерсту либо его сыну; о долгом, вызывающем отвращение путешествии назад в Индию; о беспросветном существовании в захламленном бунгало; о никудышных местных слугах, одновременно раболепных и строптивых, склонных ко лжи и воровству. Не раз Эстер приходилось утыкаться лицом в подушку, чтобы заглушить надрывный плач.
Это произошло в одну из подобных ночей – она очнулась, обратила внимание на тишину в смежной комнате и решила, что муж крепко спит; затем встала с постели и села у открытого окна.
Она не просидела так и пары минут, когда ее охватило странное, безотчетное ощущение присутствия другого человека. Совсем близко, в кустах за окном. Это не было похоже не звук или движение, но что же тогда? Так или иначе, Эстер невольно устремила взгляд в определенном направлении.
Что-то, а вернее кто-то стоял в уголке, скрытый кустарником. Зачем людям понадобилось устраивать встречу в полночь? Эстер замерла и почти перестала дышать. Она не услышала и не увидела ничего – только неяркое белое пятно мелькнуло среди листвы. Белое носила Амира! Спустя несколько секунд Эстер начали приходить в голову странные мысли; впрочем, теперь, учитывая недавние события, они уже не казались странными. Она встала и, стараясь не шуметь, прокралась в комнату мужа. Алек отсутствовал; постель была пуста, хотя и разобрана – с вечера он точно ложился.
Эстер вернулась к себе и снова легла. Десять минут спустя капитан Осборн осторожно поднялся по лестнице и тоже лег в постель. Эстер не подала виду, что не спит, и не спросила ни о чем. Она знала, что муж ничего ей не скажет; да она и не желала слышать. Пару дней назад она видела, как Алек разговаривает с Амирой на тропинке у живой изгороди, а теперь они устроили ночную встречу. Эстер понимала, что не стоит задаваться вопросом, о чем совещались эти двое. Однако утром она выглядела осунувшейся.
Леди Уолдерхерст тоже выглядела неважно. В последние две или три ночи ее сон прерывало необъяснимое и ужасное ощущение – казалось, кто-то стоял у постели, хотя, когда она вставала и обследовала комнату, то никого не находила.
– Должна сказать, что я начинаю нервничать, – призналась она Джейн Капп. – Придется пить валерьянку, противную на вкус.
Измотанная Джейн и сама с трудом изображала спокойствие. Она не говорила госпоже, что несколько дней усердно придерживается выработанной для себя линии поведения. Она приобрела домашние туфли из обрезков кожи и выучилась ступать бесшумно. Она бодрствовала допоздна и вскакивала с постели рано утром, однако за свои старания не была вознаграждена особо выдающимися открытиями. Джейн заметила, что Амира уже не пялится на нее постоянно; наоборот, индианка ее будто избегала. И леди Уолдерхерст услышала от своей горничной только одно:
– Да, миледи, мама считает, что валерьянка хорошо успокаивает нервы. А может быть, миледи, не тушить свет в спальне по ночам?
– Боюсь, я не смогу спать при свете, – ответила госпожа. – Я не привыкла.
В последующие ночи она продолжала засыпать в темноте, и сны были беспокойны. Она не подозревала, что в некоторые ночи Джейн Капп лежала с открытыми глазами в соседней комнате. Спальня Джейн находилась в другой части дома, однако, неслышно ступая в своих туфлях из обрезков кожи, она порой замечала такие вещи, которые побудили ее оставаться поближе к своей госпоже, в пределах досягаемости.
– Не могу утверждать, мама, может, тут дело в нервах, – говорила она, – или, может, я совсем глупая и отношусь с подозрением ко всяким мелочам, но бывают ночи, когда я места себе не нахожу, если сплю далеко от нее.
Глава 16
В сумерках липовая аллея выглядела мрачновато, но все равно живописно. Лучи закатного солнца, словно острые золотые стрелы, пробивались сквозь ветви и украшали зеленую траву мозаичными пятнами. Когда приближалась ночь, нечеткие силуэты деревьев, увенчанные кронами, порождали в мозгу иную картину: они принимали образ колонн разрушенного собора, населенного призраками.