- То есть как это - не покидать? - возмутился сэр Ланселот и снова сорвался на длинную маловразумительную речь о достоинствах рыцарства вообще и бродячего в частности. При этом он большую часть этой самой речи посвятил благородству, верности слову и обетам. Вот, к примеру. Один рыцарь занемог и не смог отправиться в поход. Тем не менее, пожелал всяческих успехов своему соседу, в поход отправившемуся, и даже обещал, в случае таковых, съесть собственные сапоги. Давая такой обет, он ничем не рисковал, поскольку сосед его не отличался рыцарскими доблестями, и никаких подвигов не мог совершить по определению. Судьба, тем не менее, сыграла злую шутку, и тот каким-то образом вернулся с добычей и в лучах кратковременной славы. И что вы думаете? Поправившийся к тому времени рыцарь, верный своему слову, исполнил обет и снова слег в постель. Другой рыцарь, его соратник и верный друг, тут же дал обет пить вино за здоровье заболевшего до тех пор, пока тот не оправится от болезни. Он спился, но слову своему не изменил. Или, к примеру, другой рыцарь, пообещавший в том случае, если некая Прекрасная дама отвергнет его любовь, броситься на меч прямо под окнами ее замка. Прекрасная дама так и поступила, он приставил меч к обнаженной груди, бросился на острое лезвие, и не его вина, что промахнулся. Обет был исполнен, хотя и означал верную смерть.
- Ну, как выяснилось, не очень-то верную, - пробормотал Рамус так, чтобы сэр Ланселот его не услышал. - Интересно, как этот рыцарь сражался с неприятелем или на турнирах, если он даже в этом случае промахнулся?
А рассказчик тем временем продолжал сыпать примерами, с точки зрения Владимира, один нелепее другого. Некий предводитель рыцарского войска, непосредственно перед походом, призвав Прекрасную даму попросил ее приложить свои нежные пальчики к его лицу. Поняв его превратно, дама отвесила рыцарю полновесную пощечину, но оказалось, что он имел в виду всего лишь легкое прикосновение. Дама, опять-таки не поняв, что от нее требуется, на всякий случай смахнула мошку, собиравшуюся усесться рыцарю на глаз, и тот, придя в совершенный восторг, тут же скрыл его повязкой, дав обет снять ее только в том случае, если они одержат победу над неприятелем. В еще больший восторг, - как это оказалось возможным, совершенно непонятно, - пришел возглавляемый им отряд, который в полном составе, в стремлении перещеголять своего предводителя, скрыли повязками оба глаза. В таком виде они двинулись в поход, были разбиты наголову еще до сражения, взяты в плен и отпущены за выкуп. Сняли ли они повязки по возвращении в родные места, так и осталось загадкой, поскольку, с одной стороны, условия принесенного обета оказались невыполненными, а с другой, - сэр Ланселот этого попросту не знал, поскольку считал ничего не значащей мелочью.
- Самое главное - это дух рыцарства! - заявил он.
- Крепкий дух рыцарства, - согласился Рамус, в очередной раз скривившись.
Тот самый рыцарь, которого они только что встретили, вне всякого сомнения, принес обет молчания, о чем свидетельствовал поданный им знак, а также, наверное, не менять одежду до той поры, пока не исполнит что-то грандиозное.
- У него грандиозный дух, - опять согласился Рамус.
Тут сэр Ланселот заметил протекавший неподалеку ручеек и свернул к нему, промочить пересохшее от длительного повествования горло. Владимир и Рамус чуть отстали, что дало последнему возможность задать философский вопрос в никуда:
- Вот интересно, отчего рыцари не посещают бань? Латы ржавеют или копье в дверь не пролезает?
- Или на коне не пускают, - добавил Владимир.
- Вполне может быть, - серьезно ответил Рамус.
- О чем это вы? - встрепенулся сэр Ланселот.
- Да так... о рыбалке, - тут же нашелся Рамус.
- О чем? - не поверил своим ушам рыцарь.
- История одна вспомнилась. Вот как на ручку глянул, так и вспомнилось...
Так называемая речка имела в ширину ладони три, и приблизительно ладонь глубины. Конечно, чисто теоретически, рыба в нее водиться могла, но...
Рамус, тем временем, излагал свою историю.
В некотором королевстве жил-был один рыцарь, и был он главным над другими рыцарями...
- Сюзереном, - строго заметил сэр Ланселот.
- Кем? - не понял Рамус.
- Если он был главным над другими рыцарями, то назывался сюзереном, а они - его вассалами.
- Несомненно, - подтвердил Рамус и продолжал.
Рыцарь этот образом жизни ничем не отличался от прочих, подобных себе. Когда у него кончались деньги, он посылал глашая к своим этим... как их... в общем, подчиненным, и они отправлялись в поход за добычей. Вернувшись, рыцарь делил раздобытое, и все шло своим чередом, пока раздобытое не заканчивалось. Со временем, под влиянием возраста, жажда ходить в походы ослабевала, а жажда тратить деньги - нет, поэтому рыцарь стал все чаще и чаще забирать себе большую долю добычи, оговаривая это тем, что расходы на организацию похода, мол, с каждым годом растут. В конце концов его доля стала совершенно львиной...