Как стать переводчиком?

На следующий день мы были в Париже, городе, который я хорошо знал и архитектурное совершенство которого можно сравнивать только с нашим Санкт — Петербургом. Великий город Рим — это хранитель памятников седой древности, которые впечатляют каждый сам по себе. А Париж являет гармонию архитектуры разных веков, которая переносит тебя из средневековья во времена Наполеона и из узких улочек в центре города, где скрещивали свои шпаги отважные мушкетеры, на площадь Тертр на Монмартре, вошедшем в состав Парижа только в конце прошлого века и ставшим прибежищем богемы всей Европы.

К вечеру уже другой поезд и уже с самого начала в спальном вагоне уносил нас в Дувр и далее — на пароме — к берегам Англии, где нас ждала столица туманного Альбиона — Лондон. Утром следующего дня, перебравшись благополучно через пролив Па–де–Кале, мы въезжали в пригороды Лондона, а я был занят сбалансированием нашего бюджета после расходов на питание, которые м н е показались разорительными из–за необходимости пользоваться вагоном–рестораном и попутной забегаловкой в Париже. Я становился финансистом.

ЛОНДОН. Уже неделя, как мы находимся в Лондоне. Город явно неравнодушен к этажам. Нет, речь идет не о небоскребах, речь идет о жизни в этажном измерении. По улицам столицы Англии ходят двухэтажные автобусы и, как у нас говорят, «гости столицы» имеют редкую возможность рассматривать город со второго этажа. Но двухэтажные автобусы заполняют и местные жители. Московский пассажир отверг двухэтажные троллейбусы в конце 30-х годов. В Лондоне двухэтажные автобусы живут и поныне, доставляя душевный комфорт англичанам своим постоянством. Этажи нужны жителям Лондона и дома. Подавляющее большинство квартир расположены не горизонтально, а вертикально. И у каждой семьи свой выход прямо на улицу. Это обстоятельство позволяет говорить собственникам квартир, что у них свой «трехэтажный дом». У нас двух– и более этажных квартир почти нет, и не потому, что россияне не признают этажей, просто таких квартир у нас не строят.

Но в одном русские и англичане сходятся: и те и другие — одноязычны. Попробуйте в Лондоне поговорить на улице, в гостинице, в банке, в туристических конторах, в магазинах на французском, немецком, итальянском, датском или еще каком–либо иностранном языке. В 99 случаях из 100 вы потерпите фиаско. Англичане уверены, что для их повседневной жизни и бизнеса достаточно одного английского языка.

В плане бытовой лексики у меня с английским языком не все обстояло блестяще, поэтому в дни, свободные от заседаний, мне временами приходилось туго, тем более что задача стояла сложная: накормить Корнейчука подешевле с учетом его привычек и склонностей. Если утром наше меню определяли английские традиции с их любимой овсянкой и кукурузными хлопьями, и моя забота заключалась в том, чтобы объяснить официанту, что не следует великолепный английский чай портить молоком, то для обеда мы изучали меню многочисленных забегаловок лондонского Сохо, стремясь найти что–либо съедобное. Увы, мои старания были тщетны: более невкусной пищи, чем в Лондоне, мне не приходилось пробовать ни в каких заведениях общественного питания Москвы или других стран. (Речь не идет, конечно, о дорогих ресторанах, куда мы со своими капиталами и не пытались заглядывать.)

Поучительной для меня оказалась встреча А. Е. Корнейчука с нашим послом. По пути в посольство мы проходили, как правило, Гайд–парк, который поразил меня удивительно зеленой и невытоптанной травой в начале февраля месяца и периодически возникающими на ней ораторами, которые выступали с самыми нелицеприятными нападками на английское правительство в присутствии двух–пяти слушателей. Для нас, советских людей, это было непривычно, хотя Александр Евдокимович и сумел в какой–то степени снять во мне многие запреты, укоренившиеся в сознании в 40-е — 50-е годы и усугубленные многолетней военной службой. Он был большим поклонником Н. С. Хрущева, считая, что либерализация советского общества необходима, что можно смело высказываться по вопросам, непротиворечащим задачам строительства коммунизма, и был искренне удивлен, что я опасаюсь письма из–за границы посылать обычной почтой. Мне он казался человеком очень демократичным, умеющим не подчеркивать дистанцию, существующую между нами. Каково же было мое удивление, когда в беседе с послом, на которую Александр Евдокимович пригласил меня с тем, чтобы в случае необходимости получить нужные справки, он вдруг предложил мне в середине разговора о кознях китайского руководства выйти прогуляться и поискать знакомых в доме посольства. Как говорится, всяк сверчок знай свой шесток!