Как стать писателем… в наше время

Да и в самом деле – разве не достаточно одной лишь «Войны и мира», чтобы обессмертить имя? Или «Евгения Онегина»? Остальное можно бы и не писать вроде.

Но при таком писании на гонорары не проживешь, так что советские писатели подрабатывали подлейшими выступлениями. Толстого, переписывающего свои романы по двадцать раз, и прочих великих привлекают, чтобы прикрыться их авторитетами. В этом случае спорить не принято, народ у нас такой, но все же стоит напомнить, что у Толстого вышло 90 томов немыслимой толщины, каждым можно слона прихлопнуть, как муху. У Достоевского тоже солидное собрание сочинений, не могу сказать, сколько томов, у меня только избранное. Даже у Пушкина, погибшего в 37 лет, собрание насчитывает много томов…

А если учесть, что не по клаве стучали, а гусиным пером по бумаге, макая в чернильницу, это был адский труд и великие муки, я застал еще время, когда пером по бумаге писал, помню, кошмар! А сколько бы тех томов было, если бы наши великие писали по книге раз в три года?

Дело в том, что писательство, как и любое ремесло, оттачивается только в процессе работы. Я часто сравнивал это со спортом не только потому, что сам провел много часов, накачивая мускулатуру или пытаясь пробежать на долю секунды быстрее, а потому, что аналогия со спортом очевидна. Нельзя нарастить мастерство, лежа на диване. Надо работать по много часов. Работать до пота.

Да, возразит тот же образованник, которого у нас почему-то считают интеллигентом, вот и работай, переписывай одно и то же, оттачивай язык, шлифуй фразы, выгранивай метафоры! Он прав, но только наполовину. Оттачивать себя в языке – это совершенствовать язык и остановиться в развитии новых тем, идей, сюжетов. Всяк пишущий знает, что именно в процессе написания приходят десятки новых идей, сюжетов, поворотов. Именно тогда нестерпимо хочется эту бросить как устаревшую и ухватиться за новые, более яркие!

Если остановиться и очень долго оттачивать первую вещь, то до более ярких вещей может просто не дойти очередь. Не дожить, говоря проще. Я не думаю, что «Севастопольские рассказы», которые принесли Льву Толстому известность, сделали бы его признанным гением, как бы великолепно ни отточил стиль, язык, образы!

Для того, чтобы писать хорошо, надо писать много.

Универсальный закон качества

Итак, писатель должен писать много. Сколько? У каждого своя мера грузоподъемности, как и чувство того, когда вещь считать законченной и сдавать в печать. Но он должен переходить от вещи к вещи, ибо только в этом залог его роста.

Правда, если слишком быстро переходить, вещи останутся сырыми, неотшлифованными, а то и вовсе незаконченными. В конце концов, вызовут справедливое разочарование. Нужна золотая середина между бесконечным оттачиванием стиля – любую вещь можно совершенствовать еще и еще – и желанием поскорее реализовать на бумаге новые вспыхнувшие в мозгу ослепительные, просто ослепляющие темы, идеи, образы!

К тому же в литературе, как и везде, действует золотое правило: из всего, что создано, только 10 % заслуживает внимания. Все остальное, говоря доступным языком… гм… как бы ни оттачивали стиль.

Но разве все читаем у Дюма, а он настрогал две сотни романов или больше? Или у Толстого? Достоевского? Пушкина?… Все те же десять процентов. И пусть даже оставшиеся девяносто Пушкина выше лучших десяти Васи Васькина из Урюпинска, все же читаем пушкинские десять, а девяносто если и покупаем, то лишь как дань уважения мастеру.

Остановись Пушкин отшлифовывать свои детские стихи до совершенства, добрался бы до «Евгения Онегина»?

И еще – писателя, как и спортсмена, судят не по массе его труда, а по пикам, рекордам, всплескам. Кто знает, сколько на самом деле поэм сочинил Гомер, сколько шахматных баталий проиграл Ботвинник и в самом ли деле «Повесть о дивизии Котовского» потерялась на почте или же ее попросту выбросили в редакции как безнадежно слабую?

Не вы определяете, какой вашей книге уйти в бессмертие. Потому пишите книг много и разных.

Умелой подборкой слов можно убедить в чем угодно

Вот еще один хороший пример умелой подборки слов! Еще в детстве услышал, что «вчерашний чай подобен яду змеи». Те, кого накрыла взрывная волна этой миниатюрной инфистской бомбочки, ни за что не возьмут в рот вчерашний чай. Я же, ее не зная, нередко пил вчерашний… Не из протеста, в Советском Союзе недоставало всего-всего, особенно импортного чая. С кофе тоже всегда были проблемы, приходилось возмещать крепким чаем. Грузинским.

К тому времени, когда услышал насчет вчерашнего чая – яда змеи, уже несколько лет вечером делал крепкий чай, оставлял на столе, а утром, едва проснувшись, быстро жевал кусок колбасы, запивая вчерашним чаем – свежий некогда, опаздываю! – и бежал на работу. И когда накрыло и меня, я все же подумал: а как же все эти годы? Почему не упал и не околел в жутких корчах?… Правда, может быть, яд накапливается постепенно?