Очень эффективны (только не надо ими спекулировать) намеки, но очень тонкие и такие, чтобы читатель поверил, что вы обладаете какой-то особой информацией, которая позволяет вам столь жестко давать те или иные оценки, но которую вы не можете разгласить. Вообще
ЧИТАТЕЛЬ ДОЛЖЕН ЧУВСТВОВАТЬ, ЧТО АВТОР ЗНАЕТ БОЛЬШЕ ТОГО, О ЧЕМ ПИШЕТ.
Но, конечно, если под всеми этими намеками и недомолвками нет никакой реальной основы, а лишь блеф, то это рано или поздно поймет аудитория, а прежде нее — коллеги.
Вот еще одна причина, по которой в некоторых случаях не . все свои знания о том или ином предмете журналисту надо вкладывать сразу в один материал.
392
ЖУРНАЛИСТИКА, ПОМИМО ПРОЧЕГО, ЭТО ЕЩЕ И БОЕВОЕ ИСКУССТВО, - ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, КАК ЧАСТЬ ПОЛИТИКИ.
Поэтому — ввиду возможной агрессивной реакции оппонентов, недоброжелателей, задетых вашей статьей персон, стоит оставлять какой-нибудь весомый факт или аргумент про запас. Да еще, желательно, так закамуфлировать это знание, чтобы никто и не подозревал, что вы им обладаете. Пусть ваши критики, готовя вам ответ, остаются в этом неведении — тем легче вам будет сказать действительно последнее слово, если кто-либо попытается дезавуировать ваш текст или бросить тень на вас самого.
ПИШИТЕ И ГОВОРИТЕ МЕНЬШЕ, ЧЕМ ЗНАЕТЕ, НО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУГИЕ.
Это я бы назвал золотой максимой не только журналистики и политики в целом, но и жизни вообще. Только к писательству, к собственно литературе эта максима неприложима.
В принципе, если в редакции вы пользуетесь достаточной свободой, ограничений здесь нет. Я писал журналистские тексты в виде имитации известных литературных произведений, в виде пьес. Очень часто — в виде тезисов (очень удобная, избавляющая от необходимости давать развернутую аргументацию форма), в виде катехизиса (вопрос — ответ) — тоже крайне удобная в некоторых ситуациях оболочка содержания. К тому же — легко и с интересом воспринимаемая читателями.
Использование необычной формы журналистского материала не должно только создавать впечатление, что вы воспользовались ею исключительно потому, что на вас наложены какие-то цензурные ограничения. В современных условиях — что вы боитесь высказаться прямо и откровенно.
НЕОБЫЧНАЯ ФОРМА МАТЕРИАЛА ДОЛЖНА ДАВАТЬ ВАМ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ В СРАВНЕНИИ С ДРУГИМИ СВОБОДНЫМИ ЖУРНАЛИСТАМИ МЕРУ СВОБОДЫ, А НЕ СУЖАТЬ ТО, ЧТО ИМЕЮТ ИЛИ НА ЧТО РЕШАЮТСЯ ДРУГИЕ.
393
Провокация и провокативностъ — разные слова, понятия и сущности. Это, надеюсь, ясно. Провокация в принципе должна быть табуирована, а
ПРОВОКАТИВНОСТЪ - ВПОЛНЕ ДОПУСТИМА. ОНА СЛУЖИТ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫМ ФАКТОРОМ ПРИВЛЕЧЕНИЯ ВНИМАНИЯ К ТЕКСТУ, А СЛЕДОВАТЕЛЬНО, И К ЕГО СОДЕРЖАНИЮ, К ТОМУ, ЧТО АВТОР ХОЧЕТ ДОНЕСТИ ДО АУДИТОРИИ.
Я, по крайней мере, три раза использовал этот прием самым брутальным образом. Дважды, по оценкам, которые слышал, вполне удачно. Один случай вызвал противоречивую, в том числе и насмешливую реакцию.
Когда президент Ельцин должен был в первый раз выступать с ежегодным посланием Федеральному Собранию, я написал полосный текст, который так и озаглавил. Естественно, в качестве автора фигурировал я сам — здесь никакого обмана не было. Содержательно текст, на мой, и не только мой, взгляд, удался, — в нем излагалась политическая программа (развернутый план-прогноз) развития России. Цель выбора такой формы была очевидна: привлечь внимание к материалу, который мне казался крайне важным концептуально, и побудить кого-то из читателей сравнить то, что предлагаю я, с тем, что предложит в своем послании сам Ельцин. Добиться последнего довольно трудно, если вы даже известный политик, а не просто журналист. Я, например, не припомню, чтобы кто-то в нашей журналистике более или менее регулярно и основательно, а не ангажированно-поверхностно сравнивал президентские программы и концептуальные тексты лидеров главных партий (а по крайней мере Зюганов и Явлинский поводы для такого сравнения своими текстами давали). Вот, кстати, совсем не разработанная пока территория для весьма плодотворной и оригинальной журналистской аналитики. Вполне можно сделать себе имя на этой стезе.
Второй лобово-провокативный по форме материал, на который я хочу сослаться, назывался «Разговор Березовского с Путиным. Политический сон в майскую ночь». Во врезе к этому материалу, написанному в виде диалога и занимавшему две газетных
394
полосы большого формата, прямо было сказано, что разговор мне приснился, что конечно же неправда, ибо таких снов не бывает. Во всяком случае я ясно дал понять, что в жизни такого разговора не было. Тем не менее ряд читателей все-таки сочли, что я записал реальный диалог двух персонажей, отношения между которыми в тот момент были одним из главных нервов российской политики.