Читаем Как ты ко мне добра… полностью

Вета кивнула. Это было словно сон. Ночь, метель, мутные огни, и она идет по мосту, висящему в пустоте, с Романом. У него была сильная и спокойная рука, и она не мешала, даже удобно было так идти.

— Как Алексей Владимирович и Юлия Сергеевна? Они здоровы?

— Да, спасибо.

— А у вас ведь еще есть маленькая сестренка? Я забыл, как ее зовут.

— Ирка. Она уже в четвертом классе.

— А вы в десятом, Вета?

— В девятом.

— Как хорошо!

Вета испугалась, что он смеется над ней. Но нет, он не смеялся.

— А что тут хорошего? — осторожно спросила она.

— Не знаю. Я просто так сказал. А вам, наверное, хочется поскорее кончить школу?

— Очень, — вздохнула Вета, хотя совсем еще не думала об этом.

Они вошли в метро, и Вета рукавицей стала счищать с себя снег. Она боялась смотреть на него. Роман взял ее за руку.

— Не надо, вам так идет, — сказал он тихо. — Если бы вы видели, какая вы сейчас, вся в снегу!

И тут Вета решилась и подняла глаза. Вот он какой был, Роман. Ну конечно, он совсем не изменился. И не такой уж он взрослый. И как он смотрел на нее!

— А вы кончили институт? — спросила она.

— Да, я в аспирантуре.

— А потом? Вы куда-нибудь уедете?

— Не знаю, — засмеялся он, — может быть, уеду, а может быть, буду работать где-нибудь здесь.

— Ну ладно, очень приятно было с вами встретиться, — сказала Вета, — я поеду.

— А вы не разрешите мне вас проводить?

И сразу стало Вете весело.

— Пожалуйста! — сказала она. — Пожалуйста, только я очень далеко живу.

А дальше все пошло удивительно просто. Они смеялись, вспоминали Тарусу и болтали обо всем. Роман записал в книжечку их телефон.

— Вы любите музыку? — спрашивал он. — Я ужасно люблю музыку. Пойдемте в консерваторию! Я возьму билеты и вам позвоню, ладно?

Он проводил ее до самого подъезда. И Вета совсем не знала, что делать и говорить, как себя вести, пригласить домой было поздно, а повернуться и уйти — неудобно. Она остановилась, и по тому, как он взял и задержал ее руку, она вдруг поняла, что Роман за ней ухаживает, вот что такое случилось. Это не просто была встреча. Теперь между ними возникли какие-то отношения, которые будут продолжаться для них двоих. И мама с папой здесь ни при чем, и никто ни при чем. Только они двое.

— До свидания, Вета. Я вам позвоню, — сказал он.

— Хорошо. До свидания.

Но он не ушел и, приоткрыв дверь, ждал, пока она поднималась по узорной широкой лестнице. Он стоял и смотрел на нее снизу вверх, высокий, немного узкоплечий, светловолосый, шапка в руке.

И когда она уже стояла у двери, он сказал шепотом:

— Спокойной ночи! — И хлопнула за ним парадная дверь.

А Вета стояла, прижавшись щекой к своей двери, и сердце ее колотилось. Вот оно, вот оно пришло для нее. Настал ее час.

Роман позвонил на следующий же день, едва она пришла из школы. Вета сама схватила трубку.

— Алло, это я, — сказал он, — вы меня еще не забыли?

— Нет, — сказала Вета и весь день потом мучилась, что ответила так глупо.

— Ну тогда все в порядке, — сказал Роман и рассмеялся своим хрипловатым, счастливым, коротким смехом, — я позвоню вам завтра; очень много дел.

— Кто это звонил? — спросила мама, выходя из кухни.

— Это? Это Роман, — растерянно ответила Вета.

— Какой Роман?

— Ну помнишь? Роман Ивановский. Они жили с нами вместе в Тарусе, на соседней даче, у Орловых. Помнишь?

— Помню, конечно. Но откуда он взялся и чего хотел?

— Он мне звонил, — сказала Вета.

— Тебе?

— Ну да. Мы с ним встретились вчера на катке.

— Но что у тебя с ним общего? Он же совсем взрослый парень, студент.

— Уже кончил, — гордо сказала Вета. — Ну и что? Он за мной ухаживает.

Она слонялась по квартире, трогала вещи, долго и придирчиво смотрела на себя в зеркало и всякие делала выражения лица. И такое попробовала, какое было тогда на катке у Нади Сомовой, но у нее не получилось. Потом она подняла крышку пианино и стала наигрывать одним пальцем, сама не зная что. И пианино звонко и длинно отвечало ей в тишине квартиры. Как жалко, что не умела она играть. И петь она не умела.

— Мама, — крикнула она, — мама! А где консерватория?

— На улице Герцена. А что?

— Ничего. Я там еще никогда не была.

Она нигде еще не бывала. И ничего не знает. Все-все-все будет у нее в первый раз. И все впереди.

<p>Глава 8</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги