Положила телефон перед собой, стала глядеть на него неотрывно. Вдруг напало страшное волнение, и даже представила себе в лицах, как Саша объявляет сейчас какому-то неизвестному мужчине: у вас есть дочь и она вас разыскивает… Интересно, как от отреагирует? Обрадуется? А может, возмутится? Пошлет Сашу к черту со словами – знать никакой дочери не хочу?
Господи, во что же она ввязалась… Может, не надо было ничего такого… Жила же столько лет без отца и думать не думала, есть он на свете или нет. Как-то маминой любви вполне ей хватало. Да и мама не хотела об отце говорить…
Страшно вздрогнула, когда телефон вновь зазвонил. Саша доложил ей вполне деловито:
– Заяц, я поговорил! Он сказал, что сам тебя найдет! Причем в ближайшее время!
– А… Что он сказал, Саш? Ну, то есть… Как прореагировал? Обрадовался?
– Да ему как-то не до проявления высокой чувственности в этот момент было, Заяц… Он ведь не знал, что ты есть. Честно не знал, не подозревал даже. А сейчас ему просто время нужно – осознать… Я думаю, что скоро он у тебя объявится. Я адресок дал. Так что жди гостей и ни о чем не волнуйся.
– Ни фига себе, не волнуйся…
– Ну, можешь поволноваться немного. Но без фанатизма. Пусть лучше он волнуется, поняла?
– Поняла…
– Ну все, спокойной ночи, Заяц. Я спать пошел, у меня завтра трудный день.
– Спокойной ночи, Саш…
Потом она долго сидела на диване, глядя прямо перед собой и нервно зажав телефон в пальцах. В голове все еще звучали Сашины слова: «Он тебя скоро найдет… В ближайшее время… Просто ему нужно – осознать…»
Интересно, какой он, ее отец? И как пройдет их встреча? Да, надо бы в квартире завтра прибрать… Саша ведь сказал, что он сюда придет, к ней! Что он ему адрес дал…
Отец пришел на третий день. Вечером. Она уже и ждать перестала, потому что в ожидании время тянулось мучительно медленно и тревожно, и в тот самый момент, когда сделала попытку заставить себя прекратить ожидание, раздался звонок в дверь.
Почему-то она сразу поняла, что это он. Шла к двери на ватных ногах, судорожно проглатывая нервную оторопь.
Открыла… Да, это он. Сомнений быть не может. Потому что… Потому что он рыжий! Правда, рыжина его пряталась за легкой сединой, но все равно было понятно… Он рыжий! То есть сейчас он пегий, но раньше точно был рыжим! И еще что-то было в его лице… Ужасно знакомое. И глаза такие же, как у нее… И цвет радужки размытый, застывший на переходе от зеленого к желтому.
А само лицо – как кукушачье яйцо, все покрыто крупными коричневыми веснушками. Не очень симпатичное, да. Надо это признать. И этого мужчину так самозабвенно любила мама?!
– Здравствуй… – осторожно улыбнулся он.
– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Вы что будете, чай или кофе?
– Чай, пожалуй… Мне кофе нельзя, врачи запретили… – проговорил рыжий мужчина с деревянной улыбкой, переступая порог. Было видно, что и он скрывает свое волнение за словами.
– Тогда проходите на кухню, я сейчас все организую!
Произнесла торопливо и так же торопливо ринулась из прихожей на кухню. Хотя бы секунду из этого страшного напряжения! Воздуху глотнуть! Паузу взять!
Когда доставала из шкафчика чайные чашки, пальцы дрогнули, и одна из чашек со звоном упала на пол, разлетелась на осколки. В этот момент на кухню вошел он, предполагаемый отец, и даже собрался присесть на корточки, чтобы помочь ей убрать осколки.
– Не надо, что вы… Я сама… – запротестовала она, чувствуя, как дрожит голос.
Но он все-таки сел на корточки. С трудом. Одна коленка внизу, другая торчит вверх и в сторону, и видно, как ему неудобно находиться в этой позе.
Молча собрали в руки осколки, потом неожиданно встретились глазами… И так и застыли, и кажется, дышать оба перестали. Наконец он произнес тихо и улыбнулся очень осторожно:
– Вот ты какая… Дочка моя… Зоя…
– Какая? – улыбнулась она ему в ответ и тут же обругала себя – не могла ничего лучшего придумать! Повторила за ним, как попугай! И поправилась быстро: – А вы какой меня себе представляли? Беленькой и пушистой, с розовым бантом в белокурых волосах?
– Да я как-то и не успел даже представить… Ходил три дня, как в бреду. Не каждый ведь день узнаешь, что у тебя дочь есть… Скажи, куда это выбросить, а то я палец сильно поранил…
На линолеуме и впрямь расплывалось несколько кровавых капель, падающих с его руки, держащей осколки. Она вскочила на ноги, произнесла растерянно:
– Сейчас, сейчас… Где-то йод в аптечке был и пластырь… А осколки в ведро выбросьте скорее, чего вы их в руках держите!
Он встал с трудом, выбросил осколки, оглядел ранку, произнес так, будто пытался извиниться за доставленные неудобства:
– Да не надо ничего, само пройдет… Подумаешь, порезался…
Но она настояла-таки на своем, обработала ранку йодом, заклеила пластырем. Пока хлопотала, даже успокоилась как-то, спросила более уверенно:
– Вам чаю покрепче? Или как?
– Можно покрепче, да. Если уж кофе нельзя, то пусть хоть чай будет крепким.
– А вот еще печенье у меня есть… И конфеты… А может, вы есть хотите? Могу жаркое разогреть…
– Нет. Я ничего не хочу. Да ты садись, пожалуйста, не хлопочи так… Садись, я еще на тебя посмотрю…