Как убить литературу. Очерки о литературной политике и литературе начала 21 века

Годовой премиальный цикл стал рутиной. Если угодно, традицией. Длинный список одной премии, короткий список другой. Комментарии, легкий шум. Как в спорте. Отборочный матч (лонг-лист), полуфинал (шорт-лист), финал (объявление лауреата).

О «спортивности» нынешнего литературного процесса будет сказано чуть дальше. Сейчас – пара слов о том, как и для чего написана эта статья. О трех литературных премиях: «Букере», «Нацбесте», «Большой книге».

В отличие от коллег, уже поучаствовавших в этом году на страницах журнала в «премиальной» дискуссии, я не буду касаться вопроса справедливости награждения того или иного автора. Слишком уж много накопилось и авторов и награждений. В одном «Букере» уже за двадцать перевалило. Опять же, в отличие от выступивших коллег я никогда не был причастен ни к одной из премий, о которых буду писать. Не входил в жюри, не выступал экспертом. Не присутствовал на премиальных церемониях[50]. Инсайдерской информацией, как сейчас говорят, не обладаю.

Этот очерк будет построен как принципиально внешний, аутсайдерский, взгляд на три премии. Более социологический, нежели литкритический; более нелитературный, чем литературный. Постараюсь вынести за скобки даже ту информацию о «кухне», которая до меня доходит (не на Марсе всё-таки живу). А также всё то, что уже написано и сказано об этих премиях. Чтобы не захлебнуться в цитатах и не утопить в них читателя. Иногда полезно взглянуть на что-то говореное-переговореное как бы ненагруженным взглядом. Вместо ссылок на существующие мнения (их и без меня можно отыскать в Сети) ближе к концу приведу результаты маленького опроса среди литераторов.

Теперь вернемся, как обещал, к теме спортивности литпроцесса и роли в этом премий.

Премия как спорт

Премиальность вместе с фестивальностью стали двумя определяющими моментами литературного быта нулевых. Литературная жизнь движется по часослову премий, фестивалей и книжных ярмарок.

Разве что у поэтов фестивальный компонент преобладает над премиальным (поэтических премий гораздо меньше, чем прозаических). А у прозаиков, напротив, премиальный – над фестивальным. Оба компонента постепенно начинают сливаться. На фестивалях и ярмарках всё чаще вручаются премии, а премиальные мероприятия всё больше смахивают на фестивали, а то и карнавалы.

Премиальность и фестивальность – два проявления спортивности литературы. Но о фестивалях – в другой раз.

Спортивность всегда была присуща литературе. В классической Греции поэты и драматурги выступали на состязаниях, получали награды. Сначала – скачки и мордобои, потом – дактили и хореи.

Но одновременно со спортивной моделью литературного процесса существовала другая, противоположная. Назовем ее условно «жреческой», или «корпоративной». Древний Вавилон, Израиль. «Начальнику хора, на струнных орудиях…» Литература – как корпорация, жреческая коллегия; сочинительство – как священнодействие[51].

Жреческое начало – об этом уже не раз писалось – было сильно в классической русской литературе[52]. Да и вообще в европейских литературах, где-то с конца восемнадцатого века, когда на волне секуляризации и роста грамотности они подхватили и присвоили себе ряд жреческих функций. С середины прошлого века в Европе и Америке пошел обратный процесс. Спортивная модель гораздо лучше соответствовала запросам общества потребления и вытесняла жреческую.

В русской советской литературе иератизм загостился. Но после идеологического демонтажа восьмидесятых-девяностых спортивная волна дошла и до нас.

Союзы писателей умерли и длят свое посмертно-белковое существование (какое-то время продолжают расти волосы и ногти). Литераторы из членов «жреческой» корпорации (или неассоциированных бродячих заклинателей) превращаются в поджарых игроков. Сегодня играем за одну сборную, завтра – за другую. Начинаем печатать роман в толстом журнале, прерываем публикацию, поскольку подписан контракт с крупным издательством, а затем уходим и от этого издательства – в другое, с более выгодными условиями. Как в футболе.

Самая заметная метаморфоза произошла с литературными премиями.

В жреческой модели они либо отсутствуют, либо вручаются как бонус. В советское время, например, премия выступала как

…разновидность материальной поддержки писателей со стороны тотальной партии-государства. […] Она автоматически увеличивала число изданий книг премированного автора, их тираж, его гонорарную ставку и т. д., что существенно повышало его доходы в течение многих лет. Момент состязательности и награждения от лица общества тут фактически отсутствовал[53].