Как убивали Бандеру

Не писаной павой была, но и не уродиной: двадцать семь лет, образование – сельская школа. Мускулистая, широкоплечая, с оттопыренной аппетитной грудью, бедра – что надо, короткая стрижка а-ля комсомолка-физкультурница, такие на парадах ходили.

А везло.

Вот и в этот раз впервые в жизни пошла в театр, и не в какой-нибудь замухрышистый, а в Большой, получила билет в подарок от профсоюза к 8 марта, Международному женскому дню. Заняла у знакомой, дочки расстрелянного купца, панбархатное платье с оголенной спиной и белую камею, выглядела как барыня, даже неловко было. Очень нервничала, боялась опростоволоситься, пристроилась за полной дамой и делала все, что она: покрутилась у зеркала, сходила в туалет, купила программку, вышла в фойе рассматривать фото актеров.

Сидела в ложе, стеснялась.

И угораздило Криса Барни войти именно в ту ложу, войти и тут же обомлеть от широких плеч, от белой шейки, оголенной стрижкой, от прижатых нежных ушек…

Он неосторожно загремел стулом, она оглянулась – и тут еще большие серые глаза.

Улыбнулись приветливо друг другу, а тут поднялся занавес, давали «Евгения Онегина».

«Паду ли я, стрелой пронзенный?» – пел Козловский, высоко подняв брови и встряхивая длинной волнистой шевелюрой.

Опера давно сразила сердце англичанина: он коллекционировал пластинки и не пропускал случая, чтобы пойти в Большой или в Ковент-Гарден, боготворил Чайковского и Мусоргского. В свое время, когда учился в музыкальной школе, сам мечтал стать композитором или, на худой конец, дирижером, однако жизнь решила по-своему: служба в королевском воздушном флоте, а потом – суровый бизнес.

Больше смотрел на ее спину, а не на сцену, впитывал сумасшедшие флюиды, во всяком случае, так ему казалось.

В антракте пошел за прекрасной дамой в буфет, она купила шоколадную конфету и цикориевый кофе, скромно присела за столик. Он немного помучился: пристойно ли джентльмену бухаться на стул рядом? Впрочем, русские садятся где попало, было бы только место.

Купил стакан воды, сел рядом и представился:

– Кристофер Барни.

– Даша. Вы латыш? – спросила наобум, видимо, потому, что недавно в клубе разговорилась с бывшим латышским стрелком, он тоже говорил с акцентом.

– Нет, я англичанин.

Об Англии она знала, что там правят капиталисты, нещадно эксплуатирующие рабочий класс. В тонкостях она не разбиралась, газет не читала, по радио любила слушать частушки, они напоминали о хороводах в родной деревне, многие парни из-за нее теряли головы, Вася-гармонист, ныне московский пролетарий, до сих пор наведывался в клуб.

– Я здесь по делам, – сказал Крис, не зная, о чем говорить на своем ужасном русском. – Вы никогда не были в Лондоне?

Она улыбнулась – забавный парень, в темном костюме с галстуком-бабочкой, словно артист. Была ли в Лондоне? Ну и ну! Спросил бы лучше, была ли на Северном полюсе.

Барни взбодрился и повел умную беседу:

– Ковент-Гарден – это хорошо!

– Да, да… – улыбалась она.

– Вивальди, Гайдн, Моцарт… хорошо!

– Конечно! – улыбалась она, ничего не понимая.

– Венская опера, Фигаро…

– О да!

– Поехать в оперу в Вену? – это был хитрый заход.

– Конечно!

Многие прекраснополые умеют создать иллюзию полного понимания (даже Пушкину внушили его возлюбленные, что разбираются в поэзии), поэтому у Криса сложилось самое высокое мнение о ее интеллектуальных способностях, более того, он был счастлив, что наконец-то нашел родственную душу, обожавшую оперу, ну а о сложностях выезда советских граждан за кордон, в ту же самую Вену, он вообще ничего не знал и знать не хотел. Политикой Крис абсолютно не интересовался – мало ли какое общественное устройство пожелает создать у себя тот или иной народ? Феодализм, вольный город, большевизм? Все это мелочи, если фирма занимается закупками древесины, продукт этот совершенно не изменился со времен первых наездов английских купцов во владения Ивана III.

После спектакля Крис пригласил новую знакомую в «Метрополь», угостил ее икрой и шампанским, но кофе предложил выпить у него дома. Ресторан потряс Дашу, еще больше понравился ей «Шевроле» Криса. Приглашение на квартиру было принято, ибо Даша за свое достоинство не опасалась и однажды на танцах в клубе даже врезала одному пьяному чину, который посмел слишком откровенно ухаживать. Дома на улице Горького Крис поставил пластинку с аргентинским танго, пригласил Дашу и на третьем танго попытался поцеловать ее в шею, однако демарш она отвергла с места в карьер, хотя Крис ей пришелся по вкусу, держала грудь на почтительном расстоянии и вообще дала понять, что она не из тех, кто в первый же вечер уступает атакам мужчины. И это понравилось Крису, он проникся еще большим уважением к Даше, поинтересовался местом работы, получил ответ: в райсовете Дзержинского района (клубное начальство рекомендовало именно такую легенду) – этого было вполне достаточно, и даже слишком много.

Вечер закончился в лучших светских традициях: после кофе Крис благородно довез Дашу до дома, поцеловал на прощание руку и пригласил на «Лебединое озеро».