Как убивали Бандеру

Как ни странно, японец реагировал неадекватно, словно аршин проглотил. И вообще педераст он или импо? С большим трудом Виктория удержала его от возвращения к столу и силой усадила рядом с собою на диван.

– Не могу! – шептала она, словно уже на ложе любви. – Боже, не могу больше, не могу!

Но он словно не понимал и молчал, наверное, готовился продолжить спор о Солженицыне. Виктория вдруг почувствовала колоссальное отвращение к этому желтому бревну, которое приходилось раскачивать во имя интересов Родины, и вообще никакого тепла, никаких любовных флюидов – вот вам и разговоры о неутомимости самураев, покрывающих своих партнерш с завидной частотою тушканчиков! Неожиданно она почувствовала слабость – боже мой, в такой момент! – вскочила и выпила для восстановления сил большую рюмку водки. Ясуо так обрадовался, что тут же последовал за ней, набросился на закуски и тоже выпил, спровоцировав Викторию на новую рюмку.

Водка вселила в нее водопады энергии и новый drang nach Osten (если, конечно, смотреть на Японию со стороны Хабаровска, а не Сан-Франциско), тут она просто вцепилась в него и сжала в объятиях чуть ли не до хруста, однако Ясуо, хотя и был деликатен и даже нежен, все же должных эмоций не проявил. Тогда она снова толкнула его на диван и грудью, кстати, вполне объемной, навалилась на него, бесстыдно прохаживаясь рукой по просторам ниже живота. Вот-вот – и победа! Еще немного, еще чуть-чуть, перед таким натиском не устоял бы никто…

Но Ясуо бездействовал. «Может, это у них так принято? – крутилось в перевернутых мозгах Виктории. – Может, за них все делают гейши? А мужчины просто лежат себе на спине и блаженствуют, подчиняясь их воле?»

Вскочила, снова выпила и очертя голову бросилась на его штаны – молнию заело, и пришлось буквально вытащить японца из штанов. Так он и лежал, чуть подогнув желтоватые колени, трусы у него были с ширинкой на трех пуговках – в Хабаровске таких мудреных она не видела. Впрочем, что там трусы? Япошка валялся и не проявлял никаких признаков любовной озабоченности, словно он проходил процедуру у врача, причем не самую приятную.

Ненависть рывком поднялась в Викториевой груди, хотелось отдубасить этого гада по мордасам – так, чтобы он навсегда запомнил, как правильно себя вести с русской женщиной. Правда, на смену эмоциям тут же пришли соображения государственные: не обернется ли все дипломатическим скандалом и вообще, может, у них принято держаться на первых порах пассивно, исподволь разогревая страсть, а уж потом…

Воспользовавшись паузой, Ясуо вдруг потянул к себе штаны – оскорбительный жест для любой женщины…

– Ты что? Болен?

Виктория оторвала его руки и забросила брюки далеко в угол (врезать бы ему, мерзавцу, она вдруг поняла всю радость своего бывшего мужа, который, выпив, очень любил перед соитием дать ей небольшую взбучку), залезла прямо в трусы, вызвав то ли писк, то ли слабый хмык. Но, как говорится, природа отдыхала, и соловьи не пели. Вот они, проклятые импотенты, жалкие чебурашки, вводящие в заблуждение порядочных женщин, таких надо душить уже при рождении и вообще не допускать туда, откуда они выползают!

Презрение заполонило ее, но что делать? Все-таки не для удовольствия она соблазняла этого парня. Вдруг он действительно болен? Или боится до такой степени, что растерял все силы. Что же делать?

К счастью, вернулся протрезвевший Булкин, болтавшийся на морозе почти полтора часа (по его разумению, вполне достаточное время для любви), румянощекий, словно только что установил рекорд на катке.

Сразу оценив обстановку по вытянутой физиономии Виктории, он пояснил на всякий случай по-японски:

– Она хочет сплести с тобой ноги, – это выражение он узнал от самого Ясуо и находил весьма живописным.

– Я понял, – отозвался японец, натягивая штаны и приветливо улыбаясь.

Что же делать?

В России существует одна палочка-выручалочка: водка, ее пьют и в трудные минуты, и в самом развеселом настроении. Булкин налил бокалы, обнял Ясуо, придвинул к себе Викторию и предложил выпить за дружбу, пил настойчиво, не давая японцу спуску, связывая каждую рюмку с отношениями и между ними, и между двумя народами.

Сидели на широкой тахте в обнимку, и Булкин через собственные колени подталкивал Викторию к японцу, все трое бешено хохотали, увесистая грудь дамы, преодолев колени Геннадия, уже вновь навалилась на японца.

– Не стесняйся! Давай! – ободрял Булкин по-японски, правда, он чувствовал, что звуки, вылетавшие из его рта, имели несколько иное, совсем не японское звучание.

Но Ясуо не телился, хотя и не проявлял отрицательных эмоций. Что делать? Не дуть же водку до безумия! Оставался последний ресурс: в аптечке у Булкина хранился экстракт женьшеня, который он на всякий случай принимал перед встречей со своей дамой сердца.

– Давайте попробуем коктейль с рижским бальзамом! – предложил Геннадий, выскочил на кухню и смешал женьшень с водкой.

Выпили и тягуче запели «Бродягу»:

«По диким степям Забайкалья…»