Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ)

Может быть, я не должна была говорить ей это. Но вреда от этого точно не будет. Сейчас, когда все уже во дворе, она не сможет никого предупредить. А вот выдать преступника сможет. Своим поведением. Да даже взглядом.

На самом деле, я вовсе не уверена, что смогу его узнать. Это в наше время бородатые мужчины – редкость. А тут бороды носят все – даже управляющий.

Мне казалось, что я хорошо запомнила его, но так ли это на самом деле? И если во дворе я увижу пару сотен бородачей, то смогу ли уверенно выделить среди них того самого? Поэтому невольная подсказка Вари будет ой как кстати.

– Оставьте всё как есть, Анна Николаевна! – слёзы уже ручьями катятся по ее щекам. – Женское ли это дело?

Я поднимаюсь и направляюсь к дверям, но Варя оказывается возле них раньше меня.

– Простите меня за дерзость, ваше сиятельство, но ваш супруг получил по заслугам. Вы спрашивали, каким он был. А таким и был – бессердечным. Я не хотела говорить, чтобы вас не расстраивать. Девок портил, мужиков сёк. Ах, да всего даже я не знаю!

Страх плещется в ее огромных зеленых глазах.

Нашему разговору вновь мешает Александров. Он появляется в комнате и с удивлением смотрит на заплаканную горничную.

– Да-да, – говорю я, – идемте, Валерий Сергеевич.

Я надеваю шубу, и мы выходим на крыльцо. Двор полон народа, и я чувствую себя неловко от стольких устремленных на меня взглядов.

– Валерий Сергеевич, – шепчет Назаров, – вы уверены, что полиция сумеет сдержать народ? Арест может вызвать волнение.

Заседатель усмехается:

– Вы же уверяли, что ваши мужики и мухи не обидят.

Я спускаюсь на нижнюю ступеньку. Сухарев становится рядом, он держит в руках мешочек с грошовыми монетками.

Заранее было объявлено, что деньги давать будут только лицам мужского пола. Здесь это было в порядке вещей.

Они подходят по одному – старые и молодые. Бороды есть почти у всех – седые, рыжие, черные. У кого-то длинные, чуть не до пояса. А у кого-то – едва заметный пушок.

Конечно, за эти несколько дней тот мужик бороду мог сбрить, но думаю, это не осталось бы незамеченным. Да тот же Сухарев непременно обратил бы на это внимание.

Они берут монетки из моих рук, благодарят, кланяются. Я торжественно киваю – всё, как и подобает в такой ситуации. Вот только напряжение у нас на крыльце стоит такое, что трудно дышать. Я почти физически ощущаю волнение и Назарова, и дознавателя, и отца Андрея. Желания в этот момент у них совсем разные.

Валерий Сергеевич надеется на опознание преступника, а доктор и священник – на то, что среди этих людей преступника не окажется вовсе. Не знаю, что движет этими двумя – жалось к убийце или просто вера в людей.

Один раз я вздрагиваю, заметив в толпе русую бороду. Присматриваюсь повнимательнее. Нет, не он. Глаза другие. И нос.

Я уже почти жалею, что мы устроили всё это. А если я не узнаю его? Или, напротив, укажу на невиновного? Некоторые из подходивших ко крыльцу мужчин поразительно похожи друг на друга. Это и не удивительно – в крестьянских семьях часто было помногу детей.

Но все сомнения исчезают, как только ко крыльцу подходит он.

Я ожидаю, что он опустит голову или отведет взгляд. Но нет, он смотрит прямо и смело.

Наши взгляды скрещиваются – как и там, в лесу. Вот только правила игры теперь совсем другие.

12. Выбор

Пауза затягивается. Я вижу – он понял, что я узнала его. Но не дернулся, не бросился бежать (хотя куда тут убежишь?) Даже не побледнел. Только желваки заиграли на скулах.

Мне всего лишь нужно указать на него. Бросить несколько слов, и всё – преступник

ан. А уж через него найти остальных – дело техники.

Но я отчего-то медлю, сомневаюсь.

Он убил человека. И даже если тот человек был подлецом, никто не имел права поднимать на него руку – вот так, без суда и следствия. И дело здесь вовсе не в том, что один из них был барином, а другой – крепостным. Мне-то как раз классовые предрассудки не свойственны вовсе.

Но если я сейчас промолчу, убийца останется безнаказанным. Он будет жить в Даниловке среди нас, и может быть, когда-нибудь снова пойдет на преступление.

Выбор очевиден. Так почему же я не решаюсь произнести ни слова?

Да, граф Данилов, судя по всему, был отнюдь не святошей. И, возможно, он совершал столь же страшные преступления, как и то, на которое нарвался сам. Но это значит лишь то, что его судьбу должен был решать закон. Я ничего не знаю о законодательстве девятнадцатого века, но уверена, что даже в это время были документы, запрещавшие помещику издеваться над своими крепостными. Ведь судили же когда-то Салтычиху! Просто кто-то должен был подать жалобу, и сейчас, возможно, следствие разбирало бы деяния самого графа.

Мысль о законе несколько подбадривает меня. Своими словами я вовсе не отправлю человека на казнь. Суд разберется и, быть может, найдет для преступников какие-то смягчающие обстоятельства. Наверняка им положены даже адвокаты.