Читаем Как устроен город. 36 эссе по философии урбанистики полностью

Примечательно и чем это заменяется. Жилье – консервативная область, оно развивается мелкими, едва заметными сдвигами. Палладианская вилла наследует античным образцам, причем, как показал нам когда-то Джеймс Аккерман, «возрождение» (revival) тут неотделимо от «выживания» (survival) – если не архитектура, то сам тип античного домохозяйства «дожил» на итальянской земле до XVI века и определил идеи Палладио. Вилла Корбюзье, в свою очередь, как чуть менее убедительно, но с увлечением доказывал нам Питер Айзенман, вырастает из палладианской традиции. То же можно сказать о городских домах – рустованные фасады итальянских палаццо напоминают нам о крепостях, из которых они родились, сталинские многоквартирные дома напоминают нам о палаццо. Но новое жилье для рабочих выглядит принципиально иначе – оно никому не наследует.

Первый рабочий город, специально спроектированный для рабочих, – это город Шо Клода‑Николя Леду (1775), город для солеваренного завода. Это в некотором смысле вариации на тему Сфорцинды Антонио Филарете (1464) – идеального города Ренессанса: рабочие у Леду живут в казармах, где у Филарете располагались гарнизоны. Леду не вкладывал в свое решение специального социального смысла. Но его странным образом никак не связывал существующий тип рабочего жилья.

У Роберта Оуэна, напротив, главная идея была социальной. Но при всей экономической изощренности его идей самоуправляемого города рабочих, по форме его поселения это наивные версии града небесного – квадратные поселения с обитаемыми стенами и садом с храмом посередине. Такие поселения были построены в Индиане (Нью‑Хармони), Огайо (Йеллоу‑Спрингс) и Пенсильвании (Валлей‑Форж). Но, пожалуй, самое яркое воплощение идея Оуэна получила в проекте города Виктория (в честь королевы) его ученика и поклонника Джеймса Силка Бакингема (1849). Этот рабочий город выглядит какой-то лаврой, монастырем с тремя линиями обитаемых стен и колоссальным храмом посередине.

Что же касается другого великого учителя рабочего движения, Шарля Фурье, то его фаланстеры представляли собой версии Версаля – единой постройки с фабрикой в центральной части и двумя боковыми корпусами-ризалитами, в которых рабочие с семьями жили как бы вроде придворных. Один из таких городов – Гвиз – даже был построен под Парижем учеником Фурье Жаном-Батистом Годеном.

Эти проекты не столько увлекают своим художественным совершенством (его нет), сколько поражают легкостью, с которой можно большие группы людей переселить в небывалые условия. Рабочих мыслят то военными, то монахами, то придворными, как будто это еще не определившиеся люди, открытые к любым трансформациям. Здесь стоит вспомнить об их сходстве с иммигрантами – они есть, но в существующем социуме для них нет места, их требуется как-то переопределить, пусть и самым экзотическим образом. В паре с трущобами это открывает перспективу для размышления.

Вплоть до возникновения массового индустриального строительства город рабочих мыслится как возможность города, но не он сам. Их настоящее – нечто не вполне существующее, нечто временное и недостойное внимания. Они живут в будущем, где должны кем-то стать – то ли монахами, то ли придворными, то ли военными. Они открыты к любым изменениям, поскольку не имеют устойчивой формы.

Это бедственное существование. Но кроме того – это странное существование, которое как бы не вполне состоялось. Не видя этой предыстории, трудно понять то удивительное явление, которое представляет собой микрорайон.

<p>Фабрика</p>

В 1790 году предприниматель Ричард Аркрайт соединил паровую машину Джеймса Уатта (1769) и прядильную машину Джеймса Харгривса (1764) в одно целое и создал фабрику в Кромфорде. Это, конечно, условная дата рождения фабрики, можно назвать и другие. Но новация Аркрайта имеет некоторые преимущества для понимания феномена.

Прядильные машины и ткацкие станки стоят в мастерских ремесленников в городах Италии, Англии, Бельгии, да везде в Европе как минимум с XII века, когда возродились города. Они располагались во дворах, внутри кварталов – на улицу мастерская выходила лавкой, в глубине было производство. Фабрика вытащила производство из каждого двора, собрала вместе и поместила в отдельное здание. Примерно так же как до того, в XVII веке, театр собрал со всего города происходившие на площадях и улицах мистериальные драмы и представления и поместил их в отдельный ангар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура
Эволюция архитектуры османской мечети
Эволюция архитектуры османской мечети

В книге, являющейся продолжением изданной в 2017 г. монографии «Анатолийская мечеть XI–XV вв.», подробно рассматривается архитектура мусульманских культовых зданий Османской империи с XIV по начало XX в. Особое внимание уделено сложению и развитию архитектурного типа «большой османской мечети», ставшей своеобразной «визитной карточкой» всей османской культуры. Анализируются место мастерской зодчего Синана в истории османского и мусульманского культового зодчества в целом, адаптация османской архитектурой XVIII–XIX вв. европейских образцов, поиски национального стиля в строительной практике последних десятилетий существования Османского государства. Многие рассмотренные памятники привлекаются к исследованию истории османской культовой архитектуры впервые.Книга адресована историкам архитектуры и изобразительного искусства, востоковедам, исследователям культуры исламской цивилизации, читателям, интересующимся культурой Востока.

Евгений Иванович Кононенко

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство