Как устроен город. 36 эссе по философии урбанистики

Не совсем понятно, нужна ли фабричная окраина городу – своей структурой и архитектурой он, как правило, ее не замечает или боится. Но окраине нужен город – для того чтобы зримо перерабатывать глупость и хаос настоящего в прекрасную рациональность будущего. Настоящее может быть разным – старым городом, избами и бараками, землянками и палатками, как на первых стройках первых пятилеток. Различия не важны, важно, что это материал для производства светлого будущего. Будущее можно просто производить на фабрике. Все цеха связаны между собой, все фабрики связаны другом с другом, каждая постепенно расширяет вокруг себя поле рациональности. Вся страна превращается в единую гиперфабрику – это, собственно, и был идеал Госплана СССР. Вся страна превращается в рациональную окраину, альтернативу всему остальному миру.

И ведь этот поразительный замысел производства будущего на фабрике – он удался. Фабрика перестроила наши города. По образцу фабрики мы построили типовую школу, типовую больницу, детсад – заводы по переработке детей в граждан и ремонту больных в здоровых. Ле Корбюзье называл дом «машиной для жилья», но типовые индустриальные дома правильнее называть «цехами для жилья» – они продолжают геометрическую логику фабрики.

Все это пространство имеет смысл, пока фабрика, которая все это создала, продолжает работать и производить будущее. Но если она встала, то смысл теряется. Это пространство рациональной окраины, магия рациональности которой потеряна. Все равно как если в списке ингредиентов, которые необходимы по рецепту, отсутствует что-нибудь главное – пепел василиска, скажем. И вроде бы все работает, крутится, но без толку – изделие не получается, заклинание не работает. Этот диагноз более или менее очевиден всем. Стоит, однако, задуматься над тем, как будет реагировать фабрика и весь произведенный ею мир на эту утрату.

Каждым станком, каждым цехом, каждым домом, каждым элементом пространства она будет требовать: запусти машину! Восстанови заклинание!

Достань мочи рыжего мальчика! Что мы и делаем.

Микрорайон

Счет принято предъявлять Ле Корбюзье, и есть за что.

У Корбюзье то общее с люфтваффе,
что оба потрудились от души
над переменой облика Европы.
Что позабудут в ярости циклопы,
то трезво завершат карандаши, —

российские архитекторы, в целом относящиеся к Иосифу Бродскому с трепетом, свойственным любому советскому интеллигенту, эти строки ему простить не могут, тем более что Роттердам, которому они посвящены, для них является городом образцовым.

Корбюзье ненавидел традиционный город. «Улицы подобны траншеям, прорытым между семиэтажными стенами, за которыми скрыты темные душные колодцы дворов». Надо понимать, как это воспринималось поколением, пережившим окопы Первой мировой войны. Он хотел снести и Париж, и Москву и построить вместо них свои новые города.

Но он не проектировал микрорайонов. Даже городок Фирмини, где он работал с середины 1950‑х, приобрел свой нынешний, вполне бирюлевский вид усилиями его последователей, а не его самого – он сделал только неописуемого вида церковь и две жилые пластины.

Другое дело, что он придумал дом, из которого набирается микрорайон. «Большие блоки квартир, каждая из которых открыта свету и воздуху и смотрит не на хилые деревья наших сегодняшних бульваров, но на зеленые поля, спортивные площадки и обильные посадки деревьев». Это и есть наши типовые индустриальные многоквартирные дома.

Это был ответ на вопросы города XIX века, не способного решить проблему массового жилья. Если в доходный дом XIX века заселить семьи с покомнатным расселением, из расчета три-четыре человека в комнате, то это прекрасное изобретение буржуазной Франции превратится в сущий ад, что мы прекрасно знаем по опыту коммунальных квартир в СССР. А именно так и строились новые дома для рабочих в Америке до индустриальной революции в домостроении.

Это был ответ на неспособность придумать жилье в городе, которое рабочий мог бы купить за свою зарплату даже в расчете на сумму этой зарплаты в течение всей жизни рабочего. На переуплотненный квартал, где рабочие снимали жилье. На дворы-колодцы, на отсутствие естественного света и воздуха, на антисанитарию, высокую смертность, низкую рождаемость, человеческую деградацию от нищеты, имущественную сегрегацию – на массу проблем.

И это действительно был ответ – проблемы были решены.