Как узнать всё, что нужно, задавая правильные вопросы

Тем не менее нужно понимать, что, если собеседник готов отвечать на ваши вопросы, это не дает вам полный карт-бланш. Вопросы бывают глупыми. Мне в своей жизни приходилось их слышать немало. Они демонстрируют упорное невежество, лень или прискорбное отсутствие подготовки. Кроме того, существуют болезненные вопросы, которые унижают собеседника или бередят его старые раны. Безосновательно жестокие вопросы — которые задают ради того, чтобы поставить человека в неловкое положение или завязать ссору, — могут отравить весь разговор. Слишком личные вопросы способны доставить вам неприятности. Вопросы, которые задаются исключительно для того, чтобы показать собственные знания, отвратят всех от вас.

Нельзя забывать и про культурные особенности: то, что для одного нормально, другого оскорбит. В некоторых культурах принято уступать тем, кто старше вас или занимает более высокое положение, в некоторых задавать вопросы на публике считается неприличным и неуважительным.

Несколько лет назад, ведя занятия в одном из китайских университетов, я решил, что стоило бы использовать хорошие, провокационные сократовские вопросы о роли США и Китая в мире и о том, как студенты видят это противостояние. Я предложил студентам поделиться мнениями, сформулировать свою позицию и обосновать ее. Один китайский студент наклонился к одному из американцев и спросил: «Что он делает? Он что, хочет, чтобы мы подрались?» Для этих студентов такое взаимодействие оказалось непривычным и неудобным, и мои вопросы пришлись не ко двору.

В некоторых обществах вопросы воспринимаются как прямая угроза. Репрессивные режимы понимают, что пристальное расследование в их случае не приведет ни к чему хорошему. Диктатура — это всегда нежелание брать на себя ответственность и неприязнь к тем, кто проявляет любопытство.

Как-то раз мое внимание привлекло «Письмо из Пхеньяна», опубликованное в The Washington Post. В статье Анны Файфилд с подзаголовком «Виртуальная реальность в Северной Корее» рассказывалась история о том, как она с группой журналистов посетила северокорейскую больницу. Принимающая сторона, скрывающая правду и жестоко подавляющая любые проявления свободы, хотела продемонстрировать здравоохранение в коммунистическом раю. Это была сюрреалистическая поездка. Файфилд увидела инкубаторы в родильном отделении, произведенные «много десятков лет назад», и лабораторию, набитую «экспонатами музея медицинских инструментов». Она спросила у одного из врачей, который сопровождал группу, «ограничивают ли международные санкции ваши возможности использовать технологии, необходимые вам для работы?».

Последовал ответ, что врачи очень страдают от санкций, «но верховный главнокомандующий маршал Ким Чен Ын научил нас узнавать о достижениях науки и технологии, чтобы мы могли развиваться самостоятельно».

Позже Файфилд спросила у врача, есть ли у него доступ в интернет. Он ответил, что три-четыре раза в неделю ходит в соседний корпус, чтобы выйти в интернет. А на этой неделе он там был? «Нет, на этой неделе не был ни разу».

Когда они проходили мимо компьютерного томографа, Файфилд спросила, можно ли включить его, чтобы увидеть в действии. Ей ответили: «Зачем? У вас что, серьезные проблемы со здоровьем?»

«Вы задаете слишком много вопросов, — сказал Файфилд ее куратор из правительства. — С вами не так-то просто работать».

В Северной Корее нет особого смысла о чем-то спрашивать.

Однако, если мы живем в нормальном обществе, нам хочется, чтобы следующее поколение спрашивающих было лучше, чем предыдущее. Люди, с которыми я беседовал при создании этой книги, знают, что способность спрашивать напрямую связана с нашей способностью изобретать, раздвигать границы и искать ответы на серьезные вопросы, стоящие перед нашим обществом. Некоторые люди посвящают свою жизнь тому, чтобы обучить молодежь и помочь будущим поколениям понять силу и поэзию вопросов. Я знаю троих таких людей, которые выделяются из прочих своей преданностью будущему.

Гражданская образованность

Судья Сандра Дэй О’Коннор за двадцать пять лет своей службы в Верховном суде США задавала серьезнейшие вопросы, встававшие перед Америкой. Несмотря на то что она уже несколько лет назад вышла на пенсию, у нее остался кабинет где-то в недрах массивного здания в стиле неоклассицизма. Судье О’Коннор уже за восемьдесят. К столу прислонена трость. Но ее голос, когда она легко поднялась, чтобы приветствовать меня, звучал все так же четко и уверенно.

Мы не собирались обсуждать те значимые для американской истории дела, к которым она имела отношение, — ни дело «Буш против Гора», когда суд фактически выбрал президента (и ее голос был решающим); ни дело «Planned Parenthood против Кейси»[8], когда она выступила на стороне либеральных судей, оставив в силе решение по делу «Роу против Уэйда». «Я не оглядываюсь назад, — заявила мне она. — Это для историков и писателей. Я сделала, что смогла, вот и все».