Как в кино

Никому. Ни за что. Никогда.
Твое имя – за сотней замков.
В лужах ломко застыла слюда.
В сердце остро застыла любовь.

Ни за что. Никогда. Никому.

Сплетни скомканы и сожжены.
О тебе я балладу сниму
На излете последней весны.
Никогда. Никому. Ни за что.
Мы с тобой в параллельных мирах.
Мой в дожде. Укрываюсь зонтом.
Как же зябко на Чистых прудах…

Теперь Роман практически подкрадывался к Вариной могиле. Высматривал чужака. Принюхивался, как пес, который не понимает до конца: то ли он охотится, то ли прячется от хищника куда более опасного, чем он сам. Но стоило встретиться с Варей взглядом, сразу обмякал от горя, ноги подкашивались, и он оседал на скамеечку.

– Никогда…

В этом слове слышался отзвук эдгаровской тоски: Nevermore, хотя Роман никогда особенно не увлекался поэзией. И уж никак не ожидал, что печаль выплеснется рифмованными строчками. Он шептал их, скорчившись возле памятника, обхватив колени:

– Ни за что…

С каждым днем становилось все холоднее, ноябрь притащил с собой настоящую осень, а до того погода больше напоминала августовскую. Однажды в конце лета они с Варей расшалились: купили по бутылке пива, сушеной рыбки и отправились вдоль озера, в котором в эту пору купались только лучи заката. Отчего-то быстро захмелели и развеселились, хохотали, то и дело чокаясь стеклянными горлышками… За что они пили тогда? За новый проект? А надо было за здоровье…

Почему тот вечер запомнился в деталях, со всеми запахами, отблесками, словечками? Ведь было полно более значительных, интересных, даже возвышенных, когда Варя зачитывала отрывки из книги, которая увлекла ее… Или они обсуждали чужой фильм после премьеры… А вот надо же, лучше всего ему помнилась та хмельная радость на двоих, совсем семейная, будто они прожили вместе лет тридцать и уже не было нужды пытаться произвести друг на друга хорошее впечатление.

– Никому…

Даже Лизе он не рассказал о той прогулке. Она осталась его тайной, пусть потешной, но и полной особого родства. Больше такого не будет ни с кем, даже если Роману суждено прожить сто лет. А по-другому – стоит ли?

Наклонившись, смел с могильной плиты смятые листья. На этот раз Воскресенский пришел без цветов – бабушки больше не продавали букеты у храма, а ему не пришло это в голову, и в магазин в соседнем поселке он не поехал.

Ася тоже больше не появлялась, а тот ее букет давно убрала Лиза, чтобы не колол глаза, об этом ему было известно. Время от времени Романа, конечно, охватывало беспокойство: а не случилось ли с Асей чего? Не бессердечная же он скотина… Заставил себя сходить к ее дому, дождался, выследил: жива. Пробежала мимо него, опять притаившегося за кустами боярышника, уже слегка поредевшими. Лупоглазая парочка, сидевшая рядом, налилась темной печалью – прошедшие дожди напитали чурбачки водой.

Почему-то его потянуло погладить деревянные головы, но Ася появилась как раз в этот момент, и Роман забыл о них. Замер, чтоб она не ухватила движение боковым зрением, поймал взглядом вспышку – свет фонаря скользнул по рыжим волосам.

«Всегда одна, – почему-то подумалось ему. – Маленькая девушка в огромном городе. Что может произойти с ней?»

Забыв об осторожности, Роман выбрался из кустов и торопливо зашагал к дому, выхватывая из воображения цветные кадры: девушка выходит из электрички на Ярославском вокзале, ее подхватывает толпа пассажиров, увлекает к метро, и вот она уже под землей, привычно подкрашивает глаза, стоя на эскалаторе, ждет поезда, поглядывая в телефон, улыбается… Все как всегда.

А в следующее мгновение на ее глазах парень толкает под поезд свою подругу и убегает. Его не успевают задержать, но, метнувшись в сторону на долю секунды, он встречается взглядом с героиней, которая цепенеет от мысли: убийца знает, что она видела его. И запомнил ее лицо.

Из новостей в интернете становится известно, что убитая была беременна и грозилась обо всем рассказать законной жене своего любовника. Впрочем, развод был бы лучше жизни, проведенной в постоянном бегстве, на которую тот обрек себя. Или это был жест отчаяния? Он пытался заставить беременную подругу замолчать? Не вышло.

А жизнь главной героини с этого дня превращается в кошмар, она становится одержима манией преследования. В каждом молодом мужчине Асе мерещится тот убийца из метро…

– Асе? – Воскресенский даже остановился. – С чего вдруг?

Но следом решил: «Да пусть пока. Рабочее имя, потом подберу другое».