– Когда вы убежали вчера… И потом мы с вашим братом искали вас в темноте. Мне вдруг открылась истина. Знаете, ее необязательно высвечивает яркий свет.
– Да? – обронила она едва слышно.
– Внезапно я понял, что, если сейчас мы не найдем вас… и если, не дай бог, с вами что-то случится, это станет для меня большим горем.
– Антон…
– А потом позвонил Роман и сообщил, что нашел вас… Какой это откликнулось радостью! Будто солнечный поток пролился с неба, а ведь был уже глубокий вечер. И нам вчера не удалось поговорить… Я весь день ждал, что вы сжалитесь и придете.
Смахнув крошку с кремового цвета скатерти, она спросила:
– Почему – сжалитесь?
– Простите меня. Я же вас обидел. Не нарочно! Но задел, я понимаю. Вы с братом как одно целое, а я предположил, что ему захотелось поработать с кем-то, кроме вас… А это ведь не так?
Он быстро поднял виноватые глаза, увидел, как Лиза качнула головой, и снова утопил взгляд в чашке.
– Я был несправедлив к нему. И прошу прощения за то, что так подумал о Романе. Он хороший человек. И, как мне кажется, преданный брат.
От того, что ее теплая рука вдруг накрыла его изувеченную руку, Антон вздрогнул.
– Ничего, – произнесла Лиза мягко. – Мы же все взрослые люди и не станем раздувать из мухи слона, правда?
– Вам не противно?
– Вы все время говорите загадками! – воскликнула она со смехом. – О чем вы?!
Преодолев неловкость, он высвободил руку и показал ей лишенный фаланги мизинец, потом повернул ладонью и продемонстрировал шрам.
– Видите? Вот почему я…
Вспомнив, что ни разу не упоминал свою давно похороненную исполнительскую карьеру, Антон умолк на полуслове, но Лиза уже ухватилась:
– Почему вы – что? Расскажите мне, что произошло.
– Я попал в аварию на своем байке…
– В смысле, на мотоцикле? О… Вы гонщик?
– Нет. Я – пианист. Точнее, был им, пока не приключилось вот это…
Она негромко ахнула:
– Боже мой! Когда это произошло?
– Уже давно. Много-много лет назад. Но я до сих пор думаю о себе именно так: «Я – пианист».
– Вы… Вы что-то окончили?
– Ну разумеется! Мерзляковку. В смысле музыкальное училище при консерватории, потом саму консерваторию.
– Нашу? Имени Чайковского?
– Ее. Знаете, я был довольно известен. Гастролировал за рубежом.
– Господи, как жаль…
– Ну да что теперь! Я нашел себя в работе на земле.
– Но ведь это…
– Грязно?
Она покачала головой:
– Нет, я хотела сказать: тяжело.
– Ну я же не старик! И потом, я не все делаю сам, – усмехнулся Антон. Теперь он смог поднять глаза. – У меня своя компания ландшафтного дизайна.
– В самом деле?! – удивилась Ася. – А как же этот ваш… хозяин?
Протяжно вздохнув, он признался:
– Нет никакого хозяина. Это мой дом. И мой сад. Я принял вас за «черного риелтора», поэтому и соврал… А потом никак не мог признаться. Простите.
На секунду застыв с приоткрытым ртом, Лиза вдруг громко расхохоталась. Кажется, впервые за все это время.
– Ну вы даете! Решили, что я убью вас?
– Всякое бывает. – Антон тоже рассмеялся.
Ни малейшей неловкости он почему-то не чувствовал. Напротив, ему стало так легко, точно удалось высвободиться от пут, сковывавших его в последние дни. И всей кожей ощутил, как тепло в ее доме, и как приятно пахнет, и до чего вкусный чай… Каким-то невообразимым образом все это сложилось в единый объемный узор из образов и ароматов, в котором вырисовалось: наитие, подсказавшее, что стоит остановить выбор на этой женщине, было правильным. Кто знает, может, самым правильным в его жизни.
Одна кровь, а такие разные.
Мысленно Ася то и дело рисовала рядом с Воскресенским образ его сестры и разочаровывалась вновь и вновь. Лиза теплая, умная, готова выслушать и понять. А из ее брата так и выпирает легковесность, хоть Воскресенский и мрачно злился всю дорогу, и даже пытался избавиться от Аси, которая через секунду пожалела, что попросилась с ним на «Мосфильм». Но отказываться было уже неловко. Что за бред – метаться туда-сюда?
Нет, ей ужасно хотелось попасть на главную киностудию страны, особенно побывать в павильонах, где наверняка идут съемки! Только не с Воскресенским бы. Слишком уж он… Самовлюбленный, что ли? Может, темные кудряшки придают ему вид человека, который только о том и думает, как он выглядит и какое производит впечатление? Пытается косить под студента? Глупо. Зачем это состоявшемуся режиссеру? Объективно выглядит он действительно моложе своих тридцати с… Сколько там ему? Не важно.
– А вы с Лизой родные брат с сестрой? Или…
Этот вопрос у нее вырвался, когда они уже миновали проходную «Мосфильма», причем Ася не испытала никакого трепета, даже стало обидно как-то… Воскресенский взглянул на нее с таким видом, будто заговорил куст. Кажется, до него даже не сразу дошло, о чем она спрашивает. Но ответил связно:
– Конечно, родные, хоть и не похожи внешне.