В то время как дочь И.В. Сталина и экономка накрывали на стол, И.В. Сталин раскупоривал бутылки, которые вскоре составили внушительную батарею. Затем он предложил позвать Молотова, который беспокоится о коммюнике, и к тому же «у Молотова есть одно особенное качество – он может пить» [33].
Когда прибыл Молотов, все сели за стол (всего пять человек вместе с переводчиками). Обед продолжался с 8 часов 30 минут до 2 часов 30 минут следующего утра. «Обед был, очевидно, импровизированным, но постепенно приносили все больше и больше еды. Мы отведывали всего понемногу, по русскому обычаю пробуя многочисленные и разнообразные блюда, и потягивали различные превосходные вина. Молотов принял свой самый приветливый вид, а Сталин, чтобы еще больше улучшить атмосферу, немилосердно подшучивал над ним» [34]. К одной из шуток У. Черчилля, что министр иностранных дел во время своей поездки в Вашингтон заявил, что он решил посетить Нью-Йорк по своей инициативе и его задержка в пути была преднамеренной, Молотов отнесся серьезно, но лицо Сталина «просияло весельем, когда он сказал: «Он отправился не в Нью-Йорк. Он отправился в Чикаго, где живут другие гангстеры» [35].
На вопрос У. Черчилля, насколько тяготы войны сопоставимы с проблемами коллективизации, Сталин ответил, что «политика коллективизации была страшной борьбой» [36]. «Я так и думал, что вы считаете ее тяжелой, – сказал У. Черчилль, – ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей».
«С 10 миллионами, – сказал Сталин, подняв руки, – это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами» [37].
В своих воспоминаниях Черчилль пишет о том, какое сильное впечатление произвело на него сообщение, что миллионы мужчин и женщин были уничтожены. Слушая Сталина, он вспомнил афоризм Берка: «Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ». Но Черчилль решил, что бесполезно морализировать вслух, когда вокруг свирепствует мировая война [38].
К часу ночи прибыл Кадоган с проектом коммюнике, и присутствующие занялись его редактированием. В это время на стол подали молочного поросенка. Так как это было время обычного обеда для Сталина, он предложил Кадогану вместе с ним «атаковать жертву», а когда тот отказался, «хозяин обрушился на жертву в одиночку» [39].
В половине третьего утра Черчилль покинул Кремль.
Во время проводов делегаций аэродром был украшен советскими, английскими и американскими флагами. Молотов заехал за Черчиллем и отвез его в своем автомобиле на аэродром. По прибытии на аэродром (к 4 часам 30 минутам утра) Молотов и Черчилль поздоровались с уже находившимися на аэродроме (Шапошниковым, Деканозовым, Соболевым, Синиловым, Астафьевым, Козыревым, Молочковым, Евстигнеевым, Кукиным, Потрубачом), а затем направились к почетному караулу.
Далее последовал рапорт начальника почетного караула Черчиллю, исполнение английского, американского и советского гимнов, прохождение вдоль фронта караула Черчилля, Молотова, Гарримана, Шапошникова. После прощания (до вылета самолета в 5 часов 30 минут) оркестр исполнил марш. До Тегерана делегации сопровождал Молочков [40].
Чтобы избежать передачи информации о пребывании Черчилля в Москве, первый секретарь английского посольства, выполняя поручение посла, 13 августа обратился к Козыреву с просьбой, чтобы советская сторона приняла соответствующие меры к «предотвращению выезда инкоров за границу, откуда они могли бы послать телеграммы о пребывании Черчилля в Москве» [41].
13 августа Москва обещает сделать все возможное для предотвращения утечки информации о пребывании У. Черчилля в столице, а 17 августа секретарь английского посольства Рид сообщает В. Павлову, что посол возмущен преждевременным опубликованием Британской радиовещательной компанией коммюнике о пребывании Черчилля в Москве. Керр отправил министерству информации телеграмму с выражением своего негодования по этому поводу.
Рид, также сославшись на телеграмму от секретаря Черчилля Роуэна, просил доставить кинохронику визита Черчилля в посольство, чтобы оно смогло срочно отправить этот фильм в Каир и сообщить в посольство, будут ли переданы министерству информации фотографии, снятые во время пребывания Черчилля в Москве. При этом Рид просил от имени посла не публиковать в печати фотографии Черчилля, приветствующего Молотова со снятой шляпой [42].
16 августа из Тегерана Черчилль направил на имя Сталина телеграмму, в которой благодарил за «товарищеское отношение и гостеприимство» [43].
В тот же день премьер-министр сообщил президенту Рузвельту о трапезе в Кремле в ночь с 15 на 16 августа, где отметил такую деталь, как знакомство с дочерью Сталина, которой не было разрешено остаться на обеде. «В целом, – закончил Черчилль, – я определенно удовлетворен своей поездкой в Москву» [44].